Первым делом штурман раздал собравшимся специально привезённые из Эдинбурга стеклянные стаканы с толстым донышком. Поскольку виски был купажным, стаканы имели ровные, а не зауженные кверху стенки. На всех значилась фирменная надпись VAT69. Прежде чем разлить по стаканам виски, капитан Кук объяснил, что сначала обычно его согревают в руке, потом осторожно нюхают, потом берут в рот, долго смакуют вкус и лишь потом глотают. Переглядываясь и посмеиваясь, все последовали его примеру и в итоге остались довольны, как накануне Авус. Дегустацию повторили ещё дважды. Один из фортусов признался, что у него и, правда, перестал болеть живот, который донимал его с самого утра, отчего он был вынужден сдерживаться на протяжении всего предыдущего застолья. Впоследствии оказалось, что этот фортус был родственником хозяина харчевни, и тот его просто подговорил сказать что-нибудь хорошее и запоминающееся. Но выяснилось это гораздо позже, а тогда все остались довольны «британской традицией», и капитан Кук, уполномоченный мистером Сандерсоном, потихоньку стал подбираться к захмелевшим старейшинам с предложением закупить у него на нужды города десяток, а лучше два десятка, хоть вообще-то выгоднее все три десятка ящиков столь ценного во всех отношениях напитка. Стаканы при этом отдавались в подарок и ещё некоторое количество передавалось также безвозмездно. Когда кто-то из старейшин возразил, мол, зачем им такая радость да ещё за деньги, капитан Кук не стал спорить, а буднично так заметил, что пока не предлагал эту выгодную сделку ни на севере, ни на западе острова. Старейшины Окибара, если согласятся, будут единственными во всей Фрисландии владельцами драгоценного запаса настоящего шотландского виски, которым вообще-то наслаждаются королевские дома Европы. Заслышав его речи, дед испугался, что сейчас бедного наивного капитана вытряхнут за грудки на улицу и больше не пустят в дом, однако старый морской волк и хитрый лис в одном лице оказался прав. Его последние аргументы сработали, так что в итоге старейшины единогласно согласились закупить на пробу целых сорок пять ящиков, не слишком щедро, но вполне приемлемо расплатившись за них золотом из городской козны. Обе стороны остались довольны собой. Деду даже не пришлось открывать рта. Поэтому когда потом в Окибаре возникли некоторые неприятности, связанные со слишком рьяным следованием некоторыми из наших мужичков «британским традициям», его имя всуе не упоминалось. Для своих он остался либо чудаковатым беглецом из дома, либо героем неведомой им войны.

Через восемь месяцев знакомства деда с бабушкой родилась моя мама. Почти через восемь. Родилась совершенно нормальной и здоровой, чем поначалу повергла в недоумение видавших виды повитух. Девочку назвали Эрлина, в честь одной из моих прабабок, которая вошла в историю нашего острова потому, что её единственную фолькерул выдвигал не куда-нибудь, а в старейшины. Происходило это так давно, что никто толком уже не мог сказать, за какие именно подвиги: одни считали, что за до самых седин сохранившуюся красоту, другие – что за неженскую силу богатырскую, третьи – что за недюжинный ум и здравомыслие. Мне лично нравятся все три причины, поэтому я надеюсь, что правы и те, и другие.