Когда Мейсон повел детективов через покои первого этажа, Мишель во все стороны вертела головой, рассматривая внутреннее убранство дома, показавшееся ей восхитительным. Обстановка была очень дорогой, но в целом в интерьере превалировала атмосфера сдержанности, что вызвало удивление у Максвелл.

— У них все в порядке с интерьером, Шон, — прошептала она.

— Когда я говорил об интерьере, — пробормотал Кинг, — то имел в виду не декор и не мебель, а царящий здесь дух и людей, которые этот дом населяют.

Выйдя на заднюю террасу, гости обнаружили там накрытый стол с холодным и горячим чаем, крохотными бутербродами-канапе, чипсами и другими закусками. Мейсон налил гостям напитки согласно их выбору и удалился, закрыв за собой застекленные французские двери. Хотя солнце припекало и температура поднялась до семидесяти градусов по Фаренгейту,[6] в воздухе все еще стояла легкая туманная дымка от недавнего дождя.

Глотнув ледяного чая, Мишель заметила:

— Похоже, Мейсон у них служит дворецким.

— О да. И живет с ними уже целую вечность. Так что для них он не просто дворецкий.

— Возможно, также ценный источник информации, да? Это может оказаться полезным для нашей работы.

— Боюсь, он слишком лоялен к хозяевам, чтобы мы могли воспользоваться его информированностью. Впрочем, я уже говорил тебе, что сам черт не разберет, кто здесь кого любит и кто, кому и до какой степени предан. Так что при случае вопрос о частной жизни здешних обитателей задать можно, но следует иметь в виду, что ответ придется чем-то компенсировать.

Детективы услышали плеск воды и, поднявшись с места, подошли к металлическому ограждению, шедшему по периметру террасы. С этого места открывался великолепный вид на задний двор и различные постройки, обеспечивавшие комфорт местных обитателей или предназначенные для их развлечения.

С балюстрады хорошо просматривалось каменное строение зимнего бассейна, просторная душевая, способная, казалось, вместить не менее дюжины взрослых людей, крытая беседка для обедов на свежем воздухе и большой, овальной формы открытый бассейн, облицованный керамической плиткой и окаймленный кирпичом.

— Всегда хотела посмотреть, как живут богатые.

— Они живут так же, как ты или я, только в материальном отношении у них всего больше.

Из открытого бассейна с голубой подогретой водой вылезла молодая женщина в чрезвычайно откровенном купальнике, состоявшем, казалось, из одних тесемок. Она обладала длинными светлыми волосами, ростом около пяти футов семи дюймов[7] и стройной фигурой с роскошными формами, притягивавшими взгляд. У нее были хорошо развиты мышцы ног, плеч и рук, а на плоском крепком животе поблескивал пирсинг в виде колечка. Когда она нагнулась за полотенцем, Мишель и Кинг увидели, что на ее ягодицах вытатуирован прихотливый узор.

— Что, интересно знать, изображено у нее на заднице?

— Ее имя, — ответил Шон. — Саванна. Что только не пишут нынче люди у себя на коже — просто уму непостижимо! И печатными буквами, и даже курсивом…

— То, что это курсив, ты отсюда разглядел? — спросила Максвелл, удивленно выгнув бровь.