заводила Ленка. И песню подхватывали:
Гуляю с вами я, друзья!
А завтра ране, чуть рассвенет,
Заплачет вся моя семья!
Пели все. Продавец Максимов аж кровью наливался, усердствуя. Но Ленкин низкий, аржаной голосочек перекрыть не мог. И Николай горделиво смотрел на жену.
А за своей женой всю гулянку следил управляющий Аросентьич. Он знал, что именно здесь, сейчас Лелька должна была что-то сделать. Упредить ее хитрости он не хотел, но все равно с какой-то тоской и болью следил и следил.
Гулянка кончилась вечером, когда пришла пора встречать скотину. Поднялись почти все. Николай Скуридин с женой вышли со двора и от ворот затянули:
Коля, Коля, Николаша!
Как мы встретились с тобой!
Николай был выпивши, его водило и покачивало, ню рядом был крепкий столбушок - жена. Ленку трудно напоить, и она шла твердо, распевая:
Ах, Коля, Коля, - Николаша!
А Николаша, тоненько и сбивчиво подвывая, тащился рядом.
Ленкина мать во дворе задержалась. Она заговорила с хозяйкой, прощаясь, и уже пошла было, когда ее перехватила Лелька, жена управляющего. Она постояла с Николаевой тещей недолго, втолковывала ей что-то горячо, взахлеб. И с каждым Лелькиным словом Николаева теща как бы росла, распрямляясь, и лицо ее каменело. И вот уже она двинулась со двор; неторопливой марширующей походочкой, и на лице ее играла зловещая усмешка.
Николай и Ленка с песней к дому подошли и уселись возле двора. Жаль было уходить от людей, от хутора, от праздника. У Николая кончились сигареты и он пошел в дом, за новой пачкой. В этот момент и подоспела Ленкина мать. Подсела и рассказала дочери все без утайки. Она передавала Лелькины слова горячо, с придышкой. И глаза ее диковато горели и раздувались ноздри.
Ленка все поняла. И кровь, тяжелая густая кровь кинулась в голову, опьяняя пуще вина. И руки вдруг сжались в тяжелые кулаки, наливаясь все той же злою кровью.
А Николай ничего не знал. Он с новой пачкой "Памира" вышел из ворот и направился к лавочке. Был он хмелен и весел. Он распечатал пачку и начал прикуривать, когда спросила его Ленка спокойно. Спокойно, но из последних сил:
- Ты дюже веселый... Може, ты не один на курорты едешь? Може, с кем вдвох?
- С миланей... - дурашливо ответил Николай. - Не с тобой же ехать? С миланей...
- А-а-а!.. - разом завизжала Ленка и мать ее и четыре кулака принялись гвоздить неверного.
Теща успела сбегать в дом и теперь рвала и топтала и зятя, и розовую курортную путевку.
- Вот тебе!.. вот! Вот тебе, кобелюка! Курорты твои! Курорты!
Из двора с ревом начала выкатываться детвора.
Хутор, а особенно соседи за долгие годы к скуридинским битвам привыкли. И потому не вышел никто даже поглядеть.
Николай уполз в свою кухню и пробыл там до утра. А утром пошел к управляющему.
Арсентьич о побоище, конечно, слышал. Но теперь взглянул на Николая и ахнул. На лице у распух и закрылся левый глаз, а справа снесено было все ото лба до бороды начисто. Даже ухо и то запеклось кровавой корочкой.
- О-о-ой, - болезненно морщась, охал управляющий. - Вот это дали. Ты съезди на центральную, в больницу. У тебя, может, чего...