Зал заполнялся, пустот оставалось все меньше. Остальным Филанам предстояло сидеть впритык друг к другу.

Мать Рэмбла, Тайра, привела с собой двух молодых людей приблизительно одного возраста. Один был в обтягивающих джинсах и расстегнутой на волосатой груди рубашке; другой, холеный, — в строгом костюме в узкую полоску. Тайра спала с одним из таких жиголо, адвокатом, занявшим место на дальнем конце стола.

Так был заполнен еще один просвет. Другой конец зала тихо гудел, полнясь сплетнями и предположениями.

— Неудивительно, что старик сиганул с балкона, — сказал один репортер другому, разглядывая родню Филана.

Внукам Троя-старшего пришлось сидеть среди публики.

Они переговаривались со своими «группами поддержки» и нервно хихикали в предвкушении того, как богатство изменит их жизнь.

Либбигайл Джетер явилась в сопровождении мужа, Спайка, и они проследовали через центральный проход, чувствуя себя не очень уютно, как и остальные, хотя свои места в зале увидели сразу. С ними приехал Уолли Брайт, адвокат, найденный по адресной книге. На Уолли был плащ в крапинку, волочившийся по полу, старые разношенные остроносые туфли и синтетический галстук, приобретенный лет двадцать назад, никак не меньше. Если бы зрителям предложили голосованием выбрать самого плохо одетого адвоката, они единогласно отдали бы пальму первенства ему. В руках у Брайта была потрепанная папка, в которой он, без сомнения, таскал бесчисленные бумаги, касавшиеся разводов и прочих незначительных дел. Почему-то Уолли никогда не покупал себе портфеля. В свое время он десятым закончил вечернюю школу.

Эта группа проследовала к самой просторной из оставшихся пустот, и как только они уселись, Брайт начал размашисто-неуклюже снимать плащ. Его рваный подол коснулся шеи одного из безымянных помощников Хэрка, серьезного молодого человека, который уже был неприятно удивлен запахом, исходившим от Брайта.

— Я бы вас попросил! — резко сказал он, пытаясь тыльной стороной ладони отстранить от себя Брайта, но промахнулся.

Его возглас прозвучал слишком громко в напряженной до предела тишине зала. Сидящие за столами, оторвавшись от «важных» дел, вмиг повернулись к ним. Здесь все ненавидели всех.

— Прошу великодушно простить меня! — с демонстративным сарказмом ответил Брайт.

Два судейских помощника мгновенно приблизились, чтобы вовремя погасить ссору, если понадобится. Но плащ без дальнейших осложнений занял место под столом, и Брайт наконец уселся рядом с Либбигайл. С другой стороны от нее сидел Спайк, поглаживая бороду и глядя на Троя-младшего так, словно больше всего на свете ему хотелось хорошенько врезать старшему сыну Филана.

Мало кто из присутствовавших полагал, что эта стычка между наследниками ушедшего в мир иной миллиардера будет последней.

Если ты умираешь, оставив одиннадцать миллиардов, людям не все равно, кому ты их завещал. Особенно когда на одно из самых крупных в мире состояний претендует свора голодных стервятников. Среди журналистов были представители и бульварной прессы, и солидных местных газет, и важнейших финансовых журналов. К половине десятого все три ряда, предназначенные Уиклиффом для журналистов, были заполнены. Репортеры с удовольствием наблюдали за колоритным сборищем: перед ними предстали одновременно все Филаны. Три художника лихорадочно делали зарисовки в блокнотах — открывшаяся перед ними панорама давала широкие возможности для вдохновенного творчества.