Боков бросил последний взгляд на удаляющуюся фигурку, грязный осколок никчемной жизни.

Потом он опустился перед кувшином и сказал:

— Сережка!

Мальчик утих, с удивлением глядя на Виктора.

— Я покажу тебе солнце.

Катя, Дантист и Гаучо ждали его. Оборванные, грязные и окровавленные, они взирали, как Виктор, спотыкаясь, нес громадный нелепый кувшин, из которого торчала детская голова и странные клешни. Ребенок щурился от света, удивленно крутил головой, а Виктор беззвучно плакал, яростно кусая губы, и без того изгрызенные.

Взрыв грохнул через шесть минут после того, как они вышли на тропу.

Спустя десять месяцев

Народу в придорожном кафе почти не было. Лишь два дальнобойщика не спеша доедали котлеты с жареным картофелем, шумно запивая все это кефиром.

— Ты не знаешь, зачем он позвал нас сюда? — спросила Катя.

Виктор покачал головой. Он был одет в светлые джинсы и легкую тенниску. Лицо ровное и спокойное, лишь на висках прибавилось седины. Несмотря на густые волосы, на черепе просвечивал громадный шрам.

— Если он не приедет в течение пяти минут, то я уеду, — сказал он.

— Дантист пунктуален, — проговорила Катя, пытаясь защитить байкера.

— Не сомневаюсь.

Катя видела, что Виктор напряжен и мало расположен к беседе. Она все порывалась спросить его о том самом мальчике, которого семь лет прятала в своем подземелье Мила, но уловила жесткий взгляд и решила, что сейчас это будет неуместно.

— Виктор, я понимаю, что это прозвучит глупо, но вы всегда можете позвонить мне. Я, конечно, не помогу вам грузить мебель. Но в моем лице вы всегда найдете внимательного слушателя.

— Это намек на свидание? — пошутил Виктор, и Катя засмеялась.

— Вы просто преображаетесь, когда на вашем лице улыбка, — сказала она.

На дороге послышался утробный рокот, нарастающий с каждой секундой.

— Вот и они, — произнесла Катя, приникнув к окну.

Вскоре к стоянке ресторана подъехали три десятка мотоциклов. Девушка сразу узнала Дантиста. Байкер ничуть не изменился — все та же седина, слегка утомленное худое лицо с трехдневной щетиной и неизменная брешь в зубах. Он снял черную каску, повесил ее на руль мотоцикла и зашагал к кафе.

— Привет! — Дантист улыбнулся щербатым ртом, и они с Виктором обменялись крепкими рукопожатиями.

— Что-то случилось? — поинтересовался Боков. — Надеюсь, все в порядке?

— Да, — ответил байкер и добавил: — Гаучо женится. Он бросил нас, принципиальных холостяков, и повесил на свою тощую шею супружеский хомут.

— Вот это новость! — воскликнула Катя. — Где же он?

— Должен подъехать с минуты на минуту со своей благоверной.

— Я смотрю, и Эстет с вами.

— Давно уже. Раскаялся и пошел на сделку со следствием, как сказано в приговоре. Получил свою двушку условно. Собственно, к делу. Вы в числе приглашенных. Едем на природу. Угарная музыка, шашлык, осетринка на углях, ночные купания!

Катя вздохнула.

— Не получится, Рома. У меня вечером самолет.

— Ого. Куда летишь?

— Не поверишь. В Лондон.

Дантист присвистнул.

— Молодцом! Тоже замуж выходишь?

Щеки девушки порозовели.

— Пока нет, но лечу не одна. Он спортсмен, у него соревнования.