Я осмотрелся. Вокруг было реальное «слоу-мо». Нас давили по всему фронту. Практически все отделение либо погибло, либо было близко к этому. Вот мертвая Овца улыбается чему-то наполовину отрубленной головой. Вот Буч ползет к мертвой Тоне, волоча за собой по земле собственные кишки. Вот Кадет приложил кого-то ракетницей, как дубинкой, но к нему подбирается следующий враг. Еще двое бегут ко мне. Должен успеть! Я делаю несколько плавных шагов к «блохе», атакующей Кадета. У меня перед глазами его широкая спина, прикрытая Прыжковым Ранцем. Ранец прилегает к спине бронекостюма очень плотно, но справа есть кнопка экстренного сброса. Я рукояткой меча бью по кнопке, левой рукой ускоряю отстреливание ранца и перерубаю ему позвоночник в районе грудного отдела. Этот готов.

Кидаю ранец в сторону подбегающих, которых уже стало три, прикидываю траекторию уворота и последующей атаки… и тут время возвращается к своему нормальному течению.

Я снова получаю в голову щитом и отлетаю в сторону. Неловко приземляюсь, ударившись многострадальной головой об ящик с минами. Тройка врагов, судя по их недобрым лицам, решила порубить меня на кусочки. На очень маленькие. Тремя мечами.

Судя по карте, 2-е отделение уже спешит к нам на помощь, но категорически не успевает. Уже отработанным движением я взвел у мины взрыватель и с криком: «Русские не сдаются!», со всей дури долбанул по ее подружкам, ровными рядками лежащими в ящике.

Перед полетом на перерождение, я успел подумать о трех вещах. Что случилось со временем? Кто такие эти «русские»? И что, вообще-то, мне никто и не предлагал сдаваться…

— Правда, я молодец? — cпросил я, просматривая запись.

На ней мое тело, выглядевшее полупрозрачным, смазанными движениями уничтожало противника. Вот кульбит через голову первого врага. Не успел он как следует умоститься на земле, как в груди у него образовался меч. И брызнула во все стороны кровь. Нормально брызнула. Быстро и много. Вот тень метнулась ко второму противнику. Отстрел ранца и еще один кровавый взрыв практически совпали во времени. А вот тут, я выпал в «нормальный» мир и, похоже, был этому совсем не рад. Вон как недовольно вылупился!

Нобель прокручивал этот фрагмент снова и снова. На разных скоростях. Хмурился и молчал. Для него молчание дольше двух секунд было из ряда вон выходящим событием. А тут он молчал все это время.

Через десять минут я заскучал.

— Ну покажи еще раз взрыв! — попросил я его. — Эпичный же Армагеддон получился!

Нобель странно посмотрел на меня и молча запустил повтор записи еще раз. Его живой глаз выглядел сейчас точь-в-точь как его искусственный. Мертвым и неприятным. Еще через пять минут мне пришло уведомление, что новое тело в полном порядке. Готово к Труду и Обороне.

— Ну, я пошел тогда? — неуверенно поинтересовался я. — Если тебе нечего сказать…

Нобель опять посмотрел на меня. В его живой глаз вернулась жизнь.

— Подожди. Мне есть, что сказать… Точнее, есть что показать. При одном условии, — оба глаза уставились на меня. — Ты никому об этом не расскажешь.

— Честное пионерское! — тут же пообещал я. Но не удержался. — А если все-таки расскажу?