Так вот этот самый принц влюбился в нашу девочку, причем влюбился со всей силой потомка Ричарда. Он писал ей письма в стиле своего папеньки-трубадура, слал дорогие подарки и даже принял участие в состязании стрелков, лишь бы только заслужить одобрительный взгляд моей дочери…
И вот в мое отсутствие он явился в Нотингем в сопровождении верных ему рыцарей, какого-то епископа из Иерусалимского Королевства, едва ли не духовника своего венценосного родителя, и, не откладывая в долгий ящик, тут же и женился на нашей Марион. Успев перед этим наголову разгромить Гая Гисборна — пусть плохого человека, но отменного рыцаря, да и полководца не последнего…
Ну, если он так ее любит, то это очень неплохо. Возможно, он не тронет родителей своей любимой молодой жены?..
— …И вот теперь ты немедленно — слышишь?! — немедленно должен идти вместе со своими людьми и рыцарями к принцу и принести ему оммаж и фуа[60]…
Я вздохнул. Как, интересно, она себе это представляет? Тронуть он меня, может, и не тронет, ибо Марион — добрая девочка и, уж наверное, вымолит своему отцу прощение за смерть молочного брата и мужа кормилицы принца, но вряд ли ей удастся выбить для меня хоть какое-то место при дворе… Да ладно: в живых оставят — и то уже неплохо!..
Но моя дражайшая супруга заявила, что я должен сделать все так, как она сказала, а не то…
— Я на коленях умоляла принца помиловать тебя, и он дал мне слово. Но если ты и дальше будешь вести себя, как гордый петух и упрямый осел, то не только я, но даже и наша девочка не сможет помочь тебе, Ральф Мурдах!
Да, если он пошел в своего отца — недаром же его называют «Да и нет»! — то мне и сейчас ничего не гарантировано… И ехать к нему надо — тут супруга права, и страшно до безумия. Кто его знает, этого юного Плантагенета — что ему придет в голову?..
И вот тут меня осенило:
— Послушай, Шарлотта, а что он говорил о Гисборне?
— Мой стыд не позволяет мне повторить все то, что говорили об этом содомите сподвижники принца…
— А сам он что говорил?
— Да ничего он не говорил! Он был занят с Марион…
Та-ак… Значит, ничего не говорил… Но Плантагенет никогда не забудет врага и никогда не простит. Уж в этом-то я уверен… Ну-с, сэр Гай, возможно, вы поможете мне наладить отношения с моим зятем…
— Послушай, дорогая. Я смертельно устал, да и эти твои новости — словно палицей по шлему ударили! Распорядись на кухню, чтобы мне подали ужин и вина побольше! Я поем, а ты мне все подробно расскажешь, с самого начала…
— Да, дорогой, конечно, — она улыбнулась и лукаво посмотрела на меня. — Тебе подать наше вино или вино аббатства Святой Марии?
— Что?.. А откуда у нас вино из аббатства?
— Наша дочь обвенчалась именно там. А так как спутники принца нанесли изрядный урон нашим запасам вина, то принц велел аббату отправить к нам восемьдесят бочонков самой лучшей мальвазии, какая только сыщется в его погребах. А епископ, святой отец Адипатус[61], лично проверил подвалы аббата и выбрал самое наилучшее…
На третий день по моему возвращению в Нотингем я вышел вместе со своим отрядом из города и отправился в Шервудский лес, на поиски своего зятя. За прошедшее время я успел многое передумать и многое сделать. И, сдается, теперь я могу надеяться на благожелательный прием со стороны своего новоявленного родича.