И вот как-то рано утром в воскресенье, в светлый праздник Троицы, у дома № 38 по Николаевскому проспекту остановился чёрный «Форд». Ардашев стоял у окна, и автомобиль, реквизированный советодержавией у коммерсанта Иванова, узнал сразу.
Кроме водителя в авто был ещё один человек. Он вышел из машины, и теперь его можно было разглядеть. Незнакомец был в расстёгнутой тужурке, френче, зелёных офицерских бриджах, зелёных гамашах и коричневых ботинках на шнурках. Через несколько секунд послышался длинный зуммер электрического звонка, и сразу же второй — чуть короче. Затем третий… Так бесцеремонно никто Ардашеву не звонил. Варвара отворила дверь. На пороге возник человек лет сорока, в пенсне, с бритым смуглым лицом и совершенно лысый. Очевидно, он брил голову, чтобы скрыть свою плешь.
— Присяжный поверенный Ардашев дома? Позовите его? — тоном, не терпящим возражений, выговорил он.
— Сегодня Клим Пантелеевич не принимает. Назовите вашу фамилию, и я запишу вас на один из дней.
— Вы, дамочка, я вижу, не понимаете, с кем разговариваете? — повышая голос, возмутился высокий худой, бритый человек.
— Как я могу это понимать, если вы даже не соблаговолили представиться, — спокойно ответила горничная.
— Начальство, милая, надо знать в лицо. Особенно сегодня. Это полезно для здоровья, — уже более спокойным и несколько даже игривым тоном, выговорил незнакомец. — Я есть самый главный начальник губернии. Зовут меня Коппе, Александр Фёдорович.
Как раз в этот момент появился Ардашев.
— Чем обязан? — сухо осведомился статский советник.
— Зачем же так официально, господин адвокат? Я ведь, заметьте, к вам самолично пожаловал, а мог бы и матросов прислать на грузовике. Разговор у меня к вам имеется.
— Что ж, прошу…
Уже в кабинете гость принялся внимательно осматривать библиотеку присяжного поверенного. Заметив на полке подшивку журналов «Вестник полиции» он воскликнул:
— Ага! Вижу, почитываете наш журнальчик!
— Простите?
— Это я о «Вестнике полиции». Я ведь в прошлом жандармский полковник. Но вот пересмотрел своё отношение к прежней власти, осудил царизм. Теперь возглавляю здешний Исполнительный Комитет.
— Насколько я знаю, ранее местным начальством был господин Пономарёв, — неуверенно выговорил Ардашев.
— Был да сплыл. Сбрил усы, сбежал через окно-с… Подал заявление о выходе из партии…Словом, этот ренегат хотел всех перехитрить. Но разве можно обмануть карающий меч революции? Нет, конечно. Мои люди поймали его в Кисловодске и расстреляли. И поделом. Так что нет теперь господина Пономарёва, бывшего служащего отдела статистики.
Клим Пантелеевич указал на кресло, и Коппе сел напротив.
— Тут вот какое дело, — проведя ладонью по лысой голове, начал он. — Вы, наверняка, знаете, что в данный момент идёт реорганизация Окружного суда. Не один из прежних вершителей, так сказать, правосудия, нам не подходит. Да и как можно работать с теми, кто карал революционеров? — вымолвил он, но, поймав взглядом лёгкую ухмылку на лице Адашева, спросил: — Вы, верно, сейчас про меня подумали? Мол, сидит тут, разглагольствует, а сам когда-то царю-батюшке присягал и тоже всю эту революционную сволочь калёным железом выжигал, да? Ну признайтесь, подумали?