Задача сложная, что говорить. Значит, нужно стать умной, смелой, прекрасной. Такой, перед кем рухнут все преграды.
И Даша очнулась. С нее слетела вялость, глаза заблестели, плечи распрямились. Лишь теперь она заметила, что куда-то подевалась маленькая глухая черкешенка и что Галбаций (кажется, он на время исчезал — или примерещилось?) едет мрачный и всё вздыхает. Вот отличный повод показать себя перед Олегом Львовичем в хорошем свете.
— Что с вашим другом? Он нездоров? — спросила она участливо. Безо всякого интонирования, по-дружески. Женские фокусы — это потом. Сначала нужно привести себя в надлежащий вид.
— Он где-то потерял котенка, что вы подарили, — так же по-товарищески ответил с улыбкой Никитин. — Я вижу, Дарья Александровна, вам лучше?
— Немного. Знаете, я не говорю вам слов благодарности. Потому что словами моих чувств не выразить. Отныне вы для меня… — И не договорила.
Голос у нее очень правильно, тепло дрогнул.
«Про скорый приезд Незнамовой ему ни слова, — думала Даша. — Как бы она ни торопилась на Кавказ, раньше, чем через две или три недели, не приедет. Это время — моё».
— Григория Федоровича мне отблагодарить просто, — сказала она, изобразив милую девичью застенчивость, которой в ней нисколько не осталось. — Да и обязана ему я меньше, чем вам. Кунаку вашему я достану другого котенка. Еще краше и моложе, — прибавила она, не удержавшись. — А вот как выразить мою признательность вам, ума не приложу…
— Мне довольно того, что вы на свободе. А Галбация другим котенком вы вряд ли утешите. Кто краше и моложе не заменит того, кто был дорог.
Она вздрогнула — ей показалось, что Никитин прочел ее тайные мысли и ответил на них. Но в теперешнем Дашином состоянии надолго обескуражить ее было невозможно.
Первую попытку расшевелить в Олеге Львовиче иной интерес она предприняла на следующий день.
У подножия гор, в мирно́м ауле, их поджидали капитан Иноземцов и доктор Кюхенхельфер. В коляске у них было всё необходимое, чтобы снова превратиться если не в красавицу, то по крайней мере в цивилизованную женщину. Даша отмылась, переоделась, надушилась. Настоящей прически, конечно, не сделала, но заплела косу — вышло мило и эффектно, в духе пушкинской героини: «Три дня купеческая дочь Наташа пропадала».
Сразу прибавилось и уверенности.
По дороге остановились на привал возле ручья. И Даша произвела еще не атаку, а, как выразился бы papa, разведку боем. Отошла к ивняку, стала ждать, когда Олег Львович пойдет умываться. И сделала вот что: приспустила платье, обнажив шею и плечи, грациозно присела над водой — стала обтираться смоченным платком.
Прежняя Даша ничего до такой степени бесстыдного и вообразить себе не смогла бы, а новая Даша, смелая, о стыде даже не думала. Лишь жалела, что плохо знает мужчин, особенно немолодых: что сильней пробуждает в них страстность? Во всяком случае, от маневра хуже не будет. В представителях сильного пола, как известно, чрезвычайно развита чувственность. Когда они видят какой-то пустяк вроде подвязки или ненароком обнажившейся части тела, прямо с ума начинают сходить.