— Они на меня не налезут! — закричала она. Ей хотелось заплакать. — Ты что? Не понимаешь?

— Нет, — отрезал он, — не понимаю.

Она шмыгнула носом.

Как сказать ему, что она должна бежать, спасаться, или случится что-то такое, что изменит ее жизнь навсегда, и она не справится с этими изменениями?!

Ей не место в замке, а он не может, не должен говорить с ней так, как будто она на самом деле его интересует, и целовать ее утренними поцелуями, и тискать ее грудь, и обещать какое-то продолжение, и чесать желтое собачье пузо, сидя на корточках, — от движения его рук у Варвары мутилось в голове.

Этого. Не может. Быть.

Когда она говорила себе так — именно так, раздельно и твердо, — оставался еще шанс на спасение, но этот шанс следовало использовать немедленно, иначе он растает.

Оказывается, уйти можно только в лифчике и трусах. Есть еще халат. Если попросить, может, дадут «на вынос»…

— Я загрузила вашу юбку и блузку в машину, — объявила вернувшаяся Анна Семеновна, — потом мы все высушим. Юбку кое-где нужно зашить, а блузку, наверное, лучше больше не носить. — Варвара покраснела так, что синяк набряк черным. Иван пил свой кофе и на нее не смотрел. — Тем не менее во всем этом можно добраться до дома. Куртку в чистку я отнесу и отдам вставить «молнию». После обеда все будет в порядке.

— Ну и отлично, — сказал Иван равнодушно, — спасибо за завтрак. Я должен ехать.

Не взглянув на Варвару, он поставил свою кружку, почесал за ухом присмиревшую Тяпу, улегшуюся у него под стулом, и ушел.

Варвара поднялась и подошла к окну. Улица внизу была совсем незнакомой.

— А… там что? — она показала рукой в окно. Если домработница и удивилась, то виду не подала.

— Сретенка. Я могу убрать вашу тарелку?

Варвара чуть не завыла.

«Да, черт побери!! Да! Вы можете убрать мою тарелку, постирать мою юбку, заштопать мои носки, почистить мою куртку и вытереть мне нос!! Да, я знаю, что не гожусь для вашего образа жизни!! Я не хочу, чтобы вы за мной ухаживали!! Я хочу заползти в какой-нибудь темный угол, если в этом замке есть хоть один темный угол — без джакузи, каминов, бронзовых рам, троллей с корзинами, ковров и паркетов, — и провести там оставшиеся три часа, думая о том, как мне теперь спасать свою шкуру, а не о том, что владельцу замка почему-то пришла в голову блажь переспать со мной! Он переспит и забудет, а я?! Что станет со мной?!»

— Пока, — холодно сказал Иван. Господи, а он-то чего злится?! — Постарайся больше не попадать ни в какие передряги.

— Иван!..

— Что?

Он был в длинном пальто, которое не слишком ему шло, делая его короче и шире, в идеальных брюках и темном свитере крупной вязки. Под свитером — безукоризненный воротник льняной рубахи.

Деревенский стиль, черт побери все на свете!

— Иван, а как быть… с кредитной карточкой?

— В каком смысле?

— Как ее… искать?

— Я не знаю, — сказал он любезно.

— А если… он опять на меня… нападет, а я понятия не имею, где эта карточка?

Он вежливо молчал.

— Да, — смешавшись, сказала Варвара, — да, я поняла. Извини. И спасибо тебе большое!

— Не за что.

Он ушел, и Анна Семеновна ушла, аккуратно и дотошно сложив ее куртку в огромный зеленый пакет.