— Я так и не понял про изгоев, — покачал головой Олег, провожая взглядом морских гигантов. — Получается, что те, кто ушел из клана Медведей, стали изгоями? Но ты говорил, что ваш Дарби тоже изгой? Он что, тоже ушел из клана Инвара?
— Нет, — ответил я. — Изгой — это общее название для всех гномов, которые покидают свой род. Для тех, кого не устраивают порядки и традиции их клана или просто приключений на свою задницу хочется.
— Ну прямо я, я и еще раз я.
— Да ты, Олег, просто сама скромность, — хмыкнул в ответ.
— Что есть, то есть, — спокойно согласился Олег и жадно вцепился зубами в кусок сухаря. Впился, да так им хрустнул, что у меня скулы свело — думал, у него зубы посыпятся. Нет, ничего подобного не случилось, и он с аппетитом начал жевать. Видно, здорово наголодался за это время — ел постоянно. Жирок нагуливал. От стола за уши не оттащишь. Поначалу матросы даже косились на него, но потом, видно, подумали, что монах и не может быть сытым. Вечно голодное создание, живущее в дороге.
Если я правильно понял рассказ гнома — древнего старца, то из клана Инвара Медведя ушло около пятидесяти человек. Они вернулись в Асперанорр, назвались чужими именами и стали служить людям.
— И что, этих гномов-чужаков очень не любят? — поинтересовался Олег.
— Как тебе сказать, — хмыкнул я и пожал плечами. — Возьмем, к примеру, нашего Дарби. Он тоже изгой, но этих «непонятных» гномов, которые пришли в Асперанорр неизвестно откуда, опасается.
— Генетическая память?
— Не удивлюсь. Видишь ли, у них очень развито чувство интуиции. Если гном говорит, что угрожает опасность, то обязательно прислушайся к его словам. А чужаки… Они вроде и на глаза не лезут. Так — серыми мышками мелькают, но занимают приличные посты при дворах норров. Это судейские чиновники, служители архивов и библиотек.
— В общем — резиденты разведки, — перевел Олег. — Глубоко законспирированные.
— Можно сказать и так. За четыреста лет гномы-изгои из клана Медведей опутали своей сетью все королевство. Не сомневаюсь, что у них есть люди и при королевском дворе. Между прочим, Гонард Шэр — вылитый папаша Мюллер из фильма «Семнадцать мгновений весны». Того и гляди, головой покрутит, потому что воротничок шею натирает, да предложит классическое: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться».
— Почему же они не идут на контакт с нами?
— Почему? Понятия не имею. Может, присматриваются, делают выводы. Кто знает? Они помогли мне. Два раза. И этот подарок, — я показал ему трубку, — мне помогал несколько раз. Не все так просто, как нам кажется.
— В общем, это просто инструмент для нашего ордена?
— Не совсем. Это скорее очень недоверчивый партнер.
— Их можно понять.
— Их четыреста лет пытались сжить со свету. Поневоле станешь недоверчивым.
— И тут, понимаешь, традиции… Клановые.
Да, насчет традиций своего клана он прав. Просто не в бровь, а в глаз. Дело в том, что Олег Сенчин у нас из очень обеспеченной семьи. Его папашка — владелец заводов, газет и пароходов. Тут и морские перевозки, и нефть, и золотишко, и денежки через карманные банки, чтобы налогов поменьше, а доходов побольше. Я, кстати, с его мордоворотами один раз встречался на узкой дорожке, когда Сенчин в Москву перебрался. Ребятки пытались нашу компанию под своим крылом пригреть. Старая история. Неприятная. У меня после той истории два шрама на ребрах осталось.