— Как — чем? — засмеялся Мишка. — Опять не знаете? Да травой и листьями!

— О, — улыбнулся директор. — Да это очень хорошо. А то от бензина у меня часто кружится голова.

И обрадованный директор ещё раз погладил новый мотоцикл. Потом мотоцикл поставили на почётное место.

И мотоцикл-телёнок задремал на почётном месте и засопел носом. Он делал это так громко, что директору показалось, будто телёнок-мотоцикл завёлся, и директор закричал:

— Безобразие, да ваш мотоцикл не соблюдает никаких правил, никаких. Заводится сам по себе, без хозяина.

— Успокойтесь, — сказал медвежонок. — Он совсем не заводится. Он спит, устал за дорогу.

— Спит? Но всё равно, безобразие. Разве можно спать на такой прекрасной выставке. Разбудите немедленно!

Но сколько медвежонок и директор ни будили новый мотоцикл, он не просыпался.

Пришлось звать милиционера. Известно, все машины, даже большие сорокатонные автомобили, боятся милицейского свистка. Но сколько милиционер ни свистел, телёнок всё-таки не проснулся.

— Ну и мотоцикл, — вздохнул директор, — право не знаю, что с вами делать. — Долго думал директор и, глядя на него, дрожал медвежонок — боялся, чтобы с выставки не выгнали.

Но директор был добрым и поэтому улыбнулся.

— Так вы говорите, — спросил он медвежонка, — вы говорите, ваш мотоцикл заправляют листьями, травой?

— Да, — кивнул медвежонок.

И тут директор достал из петлицы цветок:

— Пожалуйста!

Телёнок вздохнул и проснулся.

Не стоит говорить, как все смеялись. Тот смех даже передавали по радио.

А потом добрый директор сказал:

— Конечно, есть сильные и красивые мотоциклы, быстроходные. Но зато этот — самый милый. Он любит траву и цветы. Я думаю, его надо наградить.

И телёнку торжественно вручили диплом:

«Самому милому мотоциклу в мире».

Не хотел ослик работать. Заупрямился: «Не буду».

Снял хомут. Снял дугу. Привязал к дуге верёвочку. Нарвал в огороде луковых стрел и стал стрелять в солнышко. «Попаду? Не попаду? Попаду — на солнце лук вырастет зелёный!..»

Бежали по кругу карусельные лошадки: цок-цок. Потом начали спорить, кто первый.

— Я первая, — сказала лошадка с золотой гривой.

— Я вторая, — сказала лошадка с серебряным хвостиком.

— Я третья, — сказала лошадка с медными подковками.

Побежали. Пробежали круг, пробежали второй. Опять встали.

— Нет, — заплакала золотая гривка, — я не буду больше бегать. Если я первая, то почему впереди меня последняя?

Покраснел помидорчик на один бок. Теперь — как маленький светофорчик: там, где солнышко взойдёт, бок красный; где луна — зелёный.

На лугах спит белый мохнатый туман.

Трубку он курит. Дым под кусты он пускает…

Вечером у синей-синей реки из белых-белых кувшинок пили чай зелёные лягушки.

Однажды выросли у оленёнка на голове ветви — рожки. Ждал оленёнок, когда листья будут. Осень пришла, на деревьях листва осыпалась, а он всё ждал, ждал.

— Ши-ши-ши, — шуршит осока. — Тише, тише… Камышшши. Рыба в омуте уснула. Попрошу вас не шуметь.

Берёзка спросила сосну, куда она так тянется.

— К небу.

— Зачем?

— Хочу облачко-парус надеть на верхушку.