Придя в ординаторскую, студент отрезал кусок серого хлеба от принесенной с собой булки и налил кипятку из большого титана, в котором грели воду для врачей и больных. Это был весь его ужин, сегодня даже повезло, он смог купить в вечернем магазине последнюю булку хлеба на последние рублишки, оставшиеся до стипендии. Хотя Женя был очень экономен, деньги быстро расходились на всякие нужды: плохо жить совсем без родственников! Даже пуговицу, оторвавшуюся от пальто, следует купить, носки — заштопать самостоятельно, а для этого нужны иголки и нитки; приходится тратиться на приобретение кастрюльки и сковородки, которые можно было бы просто взять во временное пользование у своих родных… Кроме того, ребята то и дело перехватывали у доброго медика рубли в долг, “до стипухи”, но часто, очень часто забывали отдать то, что взяли. Конечно, это была мелочь, но весь Женин бюджет складывался из мелочи; он, как говорится, жил на медные деньги в твердой уверенности, что скоро обретет успех и богатство. Крошечной зарплаты медбрата хватало, только чтобы иногда разнообразить обычно чрезвычайно скудный стол и на кое-какую одежду, к которой Женя относился с крайней бережливостью и осторожностью. Есть же ему хотелось всегда, иногда — так же сильно, как в фашистском концлагере. Но там все чувства были притуплены, размыты, словно сознание хотело отгородить себя от невыносимых ужасов окружающего мира, а в нынешней жизни Женя испытывал настоящий волчий голод, раздирающий пустой желудок на части. Конечно, будь Меерзон похитрее, он завел бы дружбу не с сиротой Феликсом, часто державшим зубы на полке, а с каким-нибудь студентом из деревни или областного городка, откуда к счастливцу поступали бы сказочные лакомства и гостинцы в виде крупного картофеля, маслянисто-желтого на разломе, кусков обсыпанного серой солью сала, банок с огурцами и вареньем. Женя вспомнил про обещанное варенье и забеспокоился: а вдруг товарищ забудет про него? Он с аппетитом ел хлеб, запивая кипятком, одновременно прислушиваясь к происходящему в отделении. До его дежурства оставалось минут пятнадцать-двадцать.
В ординаторскую вошла медсестра Леночка, создание легкомысленное и воздушное. Халат Леночка сильно заузила, ушила, чтобы блистать великолепной фигурой с тонкой, как ножка фужера, талией; заодно она и укоротила медицинское одеяние, чтобы похвастаться стройными ногами, затянутыми в хлопчатобумажные коричневые чулки. Леночка с сочувствием посмотрела на ужинающего Женю и предложила:
— Женька, там суп остался от больных, отличные щи, давай я тебе притащу с кухни!
— Давай! — радостно согласился соскучившийся по горячему Женя. — Спасибо, Леночка, что бы я без тебя делал! А почему суп остался?
— Пятница, — коротко ответила медсестра, и Женя понял.
Многие выздоравливающие вновь стали больными, легкие больные — тяжелыми, а некоторые еще живые готовились стать мертвыми. Как правило, в некоторые “черные пятницы” оставалось и второе, но этому никто не радовался, а медперсонал не очень-то жаловал нежданные пятничные угощения… Но молодой организм требовал калорий, энергии, так что Женя вскоре уже хлебал горячий суп, чуть забеленный сметаной, закусывая оставшимся хлебом. А Леночка в это время рассказывала: