— Анархия — мать порядка! Убивайте москалей, большевиков и жидов, Украина должна быть свободной! — выкрикивал Махно, а казаки в раздумчивости топтались, как стадо баранов. Самых молодых и крепких хлопцев немедленно записали в армию Махно; попал туда и землемер Аркадий. Его нарядили в зеленую форму, дали в руки тяжелую шашку, которой он должен был рубить головы врагам Украины, навесили винтовку и усадили на тачанку. Гикнули, крикнули, захохотали и понеслись в неизвестном направлении восстанавливать справедливость, освобождать простой народ от гнета жидов и москалей… Кто только в те далекие смутные дни не освобождал несчастный народ!
Аркадий покорился воле судьбы и трясся на тачанке, время от времени припадая к пулемету, из которого палил по настигавшим армию всадникам. По кому стрелял махновец Аркадий Савченко, кто падал в серый степной ковыль с простреленными головами и сердцами — до сих пор ему неведомо. Весь мир сошел с ума, и появилась нужда у народа не в землемерах, а в диких всадниках-смертниках. Вечерами махновцы пили ядреный самогон, закусывали салом, пели печальные, заунывные песни про загубленную молодецкую жизнь, а Аркадий смотрел на звездное небо, которое оставалось вечно равнодушным и неизменным. Миллиарды звезд загадочно мигали с черного купола украинского неба, веяло теплыми степными ароматами трав и цветов. Аркадий постигал мудрость покорности. Ему совсем не хотелось бороться и сражаться, но он смирился со своей участью и стремился только по возможности избегать смерти. Умирать ему совершенно не хотелось.
После разгрома махновской армии Аркадий осторожно стал пробираться в центр России, справедливо рассудив, что при новой, победившей власти порядка больше, а опасности, может, и поменьше. Где-то под Харьковом Аркадия схватили и чуть не расстреляли, но потом записали в Красную Армию, выдали ржавую винтовку и обмотки, завшивевшую шинельку и отправили кого-то бить. То ли Колчака, то ли Деникина — это осталось загадкой. В первом же бою счастливчик землемер получил ранение в ногу, которое сделало его хромым и негодным к дальнейшей военной службе.
Аркадия отправили в теплушке в Москву, оттуда — в комиссариат, на Урал, где была настоятельная нужда в грамотных людях. Агрономическое образование Аркадия Савченко могло сравниться с членством в Академии наук, никак не меньше, потому что в комиссариате даже читавшие по складам красноармейцы считались образованными людьми. Аркадий подписывал какие-то списки и приказы; возможно, это были приказы об уничтожении контрреволюционеров и списки подлежащих расстрелу — юноша старался не особо вдумываться в происходящее. Он был уже не так молод — сравнялось ему двадцать лет, так что по тем меркам вполне подходил Аркадий на пост руководителя продразверстки.
Аркадий равнодушно объезжал окрестные деревни, где пухнущие с голоду люди проклинали его, несколько раз на него нападали, стреляли, один раз избили до полусмерти кольями, чтобы не отдавать нажитое… Молодого большевика считали очень смелым и преданным партийной идее (Аркадий вступил в ряды ВКП(б)), а на самом деле он стал просветленным, которых единицы на земле. Еще в широкой украинской степи открылась молодому махновцу-землемеру одна истина, на которой и зиждется мир: все предначертано. Все заранее решено, придумано и согласовано. Всем управляет рок, он же Бог, равнодушный и нам неподвластный. Человек — это как муравей в муравейнике; ползает, копошится, делает запасы… Потом муравейник смывает бурным весенним потоком, и гибнет глупый муравей, посвятивший всю свою никчемную жизнь заботам о несуществующем “завтра”. И его припасы, и личинки, и сама муравейная мелкая мудрость — все исчезает и гибнет. Выход прост — не надо сопротивляться. Нужно отдаться течению жизни и перестать спорить с судьбой.