Присыпкин
Нет. Это я так… на ходу почесался.
Баян
Да разве ж так можно, товарищ Присыпкин! Если с вами в вашем танцевальном вдохновении такой казус случится, вы закати́те глаза, как будто даму ревнуете, отступите по-испански к стене, быстро потритесь о какую-нибудь скульптуру (в фешенебельном обществе, где вы будете вращаться, так этих скульптур и ваз разных всегда до черта наворочено). Потритесь, передернитесь, сверкните глазами и скажите: «Я вас поня́л, коварррная, вы мной играете… но…» и опять пусти́тесь в танец, как бы постепенно охлаждаясь и успокаиваясь.
Присыпкин
Вот так?
Баян
Браво! Хорошо! Талант у вас, товарищ Присыпкин! Вам в условиях буржуазного окружения и построения социализма в одной стране – вам развернуться негде. Разве наш Средний Козий переулок для вас достойное поприще? Вам мировая революция нужна, вам выход в Европу требуется, вам только Чемберленов и Пуанкаро́в сломить, и вы Мулен Ружи и Пантеоны красотой телодвижений восхищать будете. Так и запомните, так и замрите! Превосходно! А я пошел. За этими шаферами нужен глаз да глаз, до свадьбы задатком стакан и ни росинки больше, а работу выполнят, тогда хоть из горлышка. Оревуар. (Уходит, крича из дверей.) Не надевайте двух галстуков одновременно, особенно разноцветных, и зарубите на носу: нельзя на выпуск носить крахмальную рубаху!
Присыпкин меряет обновки.
Парень
Ванька, брось ты эту бузу, чего это тебя так расчучелило?
Присыпкин
Не ваше собачье дело, уважаемый товарищ! За што я боролся? Я за хорошую жизнь боролся. Вон она у меня под руками: и жена, и дом, и настоящее обхождение. Я свой долг, на случай надобности, всегда исполнить сумею. Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. Во! Может, я весь свой класс своим благоустройством возвышаю. Во!
Слесарь
Боец! Суворов! Правильно!
Шел я верхом, шел я низом,
строил мост в социализм,
не достроил и устал
и уселся у моста́.
Травка выросла у мо́ста.
По мосту́ идут овечки.
Мы желаем очень просто
отдохнуть у этой речки…
Так, что ли?
Присыпкин
Да ну тебя! Отстань ты от меня с твоими грубыми агитками… Во! (Садится на кровать, напевает под гитару.)
На Луначарской улице
я помню старый дом –
с широкой чудной лестницей,
с изящнейшим окном.
Выстрел. Бросаются к двери.
Парень (из двери)
Зоя Березкина застрелилась!
Все бросаются к двери.
Парень
Эх, и покроют ее теперь в ячейке!
Голоса
Скорее… Скорее… Скорую… Скорую…
Голос
Скорая! Скорей! Что? Застрелилась! Грудь. Навылет. Средний Козий, 16.
Присыпкин один, спешно собирает вещи.
Слесарь
Из-за тебя, мразь волосатая, и такая баба убилась! Вон! (Берет. Присыпкина за пиджак, вышвыривает в дверь и следом выбрасывает вещи.)
Уборщик (бегущий с врачом, придерживает и приподымает Присыпкина, подавая ему вылетевшую шляпу)
И с треском же ты, парень, от класса отрываешься!
Присыпкин (отворачиваясь, орет)
Извозчик, улица Луначарского, 17! С вещами!
III
Большая парикмахерская комната. Бока в зеркалах. Перед зеркалами бумажные цветища. На бритвенных столиках бутылки. Слева авансцены рояль с разинутой пастью, справа печь, заворачивающая трубы по всей комнате. Посредине комнаты круглый свадебный стол. За столом: Пьер Скрипкин, Эльзевира Ренесанс, двое шаферов и шафериц, мамаша и папаша Ренесанс. Посаженный отец – бухгалтер и такая же мать. Олег Баян распоряжается в центре стола, спиной к залу.