И папа уехал. Я была уверена, что он может любого врага пополам сломать, потому что он очень рассердился. А так он добрый был как никто.

Три дня я в Ялте жила, нас никак не отправляли. И письмо мне туда пришло, треугольничком сложенное… страшное письмо.

Папа мой геройски погиб, защищая Родину.

Я не плакала, несла это письмо, словно боялась уронить, и пришла на то самое место, где на коленях у папы спала. Села спиной к морю, которое маму отняло, и стала думать о папе. И никак я представить себе не могла, что папы больше нет. Не могла я этому поверить, потому что он был такой хороший и большой.

А потом меня отдали в детский дом. Я никогда не ела грибов, мама их не любила, а тут сразу заставили есть грибы, они были большие, плавали в супе, как медузы какие… Я их не ела, а меня дразнили: мамина дочка. А я уже никакая мамина дочка не была, не было у меня больше мамы… а в то, что папы у меня больше нет, я не верила.

А потом поверила… Много лет прошло… Я уже об Арктике мечтала и десятый класс в детдоме кончала. Нас первых оставили в детдоме до десятого класса учиться. Мы об этом письмо писали… А раньше после седьмого класса уходили в техникумы, в училища или на работу…

А я не только моря, даже реки боялась. Никогда не купалась, на лодке не плавала, по мосту шла — вниз не смотрела.

Боязнь эта у меня только и осталась от прошлого… Мама, папа — это непостижимо давно было и как в тумане… на море и ночью… звезды и подбородок папин виден… и солдатское что-то в папе…

А я уже большая стала, училась на метеоролога. Если страх свой перед морем не пересилю, решила в горах на метеостанции жить. Но хотела в Арктику. Мне еще в детстве Арктика и Артек созвучными казались… И тогда ночью на пляже я папе Арктику пообещала…

Исполнилось мне восемнадцать лет. Может быть, другие меня еще девчонкой считали, но я себя в первый раз в жизни взрослой почувствовала. Я должна была участвовать в выборах в Верховный Совет… И была очень горда, что меня на агитпункт помогать взяли.

Списки проверять… Может быть, кому это и скучно, а мне… Я за каждым именем старалась человека представить. Фамилии всякие, и простые и замысловатые, многие по нескольку раз встречались. Мне интересно стало, есть ли у кого такая же, как у меня, фамилия. Ведь у меня Грибовых родственников никого не было.

Посмотрела я и ахнула. Глазам не верю! Потом туманом их застлало, ничего прочитать не могу. Наконец, догадалась платком их вытереть.

Грибов! Давыд Александрович!

Как папа!..

А сердце у меня колотится, будто я стометровку пробежала.

Смотрю год рождения. 1901-й… Как у папы!.. И город, в котором он родился, — Киев!.. Я плакать.

Тут девушка-агитатор, которая на квартиру к Грибовым ходила, рассказала мне, что Грибов этот женат… Значит, на чужой женщине женился!.. И что сын у них есть взрослый, ее сын, и тоже голосовать должен!

Как же так? Он меня в Ялте встречал, по берегу мы ходили, сливы ели, как сейчас помню… я у него на коленях спала, он мой папа, самый лучший, самый сильный, самый добрый!.. Как же он мог, если жив остался, меня в детдоме не найти, с другой семьей жить и обо мне не вспомнить!