Никакой книги теперь не будет, никакого научного отчета, всего лишь что-то вроде апологии самого себя за то, что сумел восстановить сознание явно неизлечимого психопата без применения электроконвульсивной терапии, психохирургии или транквилизаторов. А ведь он знал, что это и было его истинной целью: написать книгу, сделать себе имя и репутацию, выйти из тени Стейнера, уйти с этой беспросветной работы и занять достойную должность. В больнице он был таким же узником, как и Норман, и, если бы все пошло так, как задумано, они оба могли бы обрести свободу.

И ведь он подошел так близко. Так близко к успеху, да и к личности Нормана. Они общались очень долго, он хорошо знал этого человека — во всяком случае, думал, что знает. Как же он мог так ошибиться?

Это высокомерие.

Гордыня, вера в превосходство науки, во всемогущество интеллекта. В этом таилась роковая ошибка.

Иногда лучше доверяться простому чувству, как тогда, когда у него едва не вырвалось, что Норман не мертв.

Вздрогнув, он понял, что продолжает так думать.

А что если это и вправду так?

Конечно, в этом не было никакого смысла, равно как и в истории с фургоном. Бэннинг делает слишком поспешные заключения; он так же высокомерен в своем стремлении найти легкий ответ. Но зачем Норману было обливать все вокруг бензином и поджигать фургон, прежде чем он выбрался из него? Как бы там ни было, Норман не самоубийца и не дурак.

Должен быть другой ответ. А что если был кто-то еще — третий человек?

Но кто?

В этом тоже не было смысла. Ни в чем не было смысла, кроме этого мучительного, неотвязного чувства, настойчиво напоминавшего о себе снова и снова. Норман жив, жив, жив…

Клейборн заморгал, заставляя себя сосредоточиться на дороге, бежавшей впереди. И именно в эту минуту он увидел то, что лежало в канаве с левой стороны шоссе. Увидел, сбавил скорость, остановился.

Выйдя из машины, он подошел к обочине, чтобы рассмотреть увиденное поближе. Может, ему это только померещилось.

Однако, подняв насквозь промокший кусок картона, прикрепленный к палке, он понял, что не ошибся. Буквы все еще были ясно видны.

Фейрвейл.

Клейборн стоял и смотрел на картонку, и неожиданно все встало на место. Он огляделся по сторонам.

Наверное, фургон остановился здесь и подобрал голосовавшего.

Если так, в грязи должны были остаться следы колес. Он принялся осматривать почву, но увидел лишь мутную лужу. Ну разумеется, дождь смыл все следы. Но это не имело значения — ничто не имело значения, кроме истины. Доверяй своей интуиции. Все-таки был некто третий.

А если был третий, тогда могло случиться что угодно. Голосовавшего, вероятно, заманили на то место, где собирались уничтожить фургон, ударили по голове и подожгли, предварительно сняв с жертвы одежду. А Норман тем временем…

Клейборн подобрал картонку и отнес в машину. Аккуратно положив ее на заднее сиденье, он завел мотор и вновь задумался.

Затем он развернул автомобиль. Фейрвейл находился в противоположном направлении, за развилкой шоссе. Туда и направился Норман, оставив фургон догорать. Человек, способный в состоянии одержимости убить ни в чем не повинных незнакомцев, определенно не остановится перед убийством известных ему врагов.