И мы тогда играли. Да разве только в джазе было дело? Мы хотели жить общей жизнью со всем миром, с тем самым «свободолюбивым человечеством», в рядах которого еще недавно сражались наши старшие братья. Всем уже было невмоготу в вонючей хазе, где смердел труп пахана, — и партийцам, и народным артистам, и гэбэшникам, и знатным шахтерам, всем, кроме нетопырей в темных углах. И мы тогда играли.

ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: Значит, сегодня мы согласно нашему плану толкуем на тему «Аксенов и начальники страны (Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин, Путин, Медведев)». Я думаю, может быть, поговорить шире? То есть про реальные взаимоотношения нашего героя с Хрущевым, Брежневым, Горбачевым и т. д. И про мистические связи В. П. Аксенова с такими историческими персонами, как, например, царь Николай II, Ленин, Троцкий, которых он не видел даже в гробу.

АЛЕКСАНДР КАБАКОВ: Скажу тебе немножко с опаской такую вещь, что мне Васино отношение к дореволюционной России не очень нравилось. Его безумная, беззаветная любовь к Серебряному веку и очень сдержанное отношение к русской монархии, которое можно вывести, предположим, из «Любви к электричеству», его отношение к русской дореволюционной истории, русскому дореволюционному обществу — все это казалось мне достаточно стандартно-либеральным. Он исходил из того, что Россия не только сейчас, но и сто, сто пятьдесят, двести лет назад должна была быть такой же, как другие европейские страны. Я с этим не согласен. Я считаю, что Россия и не должна, и не могла быть такой вот «европой» даже после петровских реформ. Россия была страной несомненно европейской, но своего рода. Это как если бы утверждать, что вот все в истории Германии было хорошо — но почему же она была раздроблена на княжества? А потому, что это была такая страна, которая, объединившись, немедленно взорвала Европу. Так что это вопрос еще, нужно ли было Германии объединяться в XIX веке. Знаешь, то же самое и в России. Я боюсь, что если бы Екатерина II, положительная героиня романа «Вольтерьянцы и вольтерьянки», не дай Господь, последовала советам Вольтера, то здесь бы кровь до сих пор еще не высохла, вместо России осталась бы залитая кровью пустыня… Это если говорить об отношении Аксенова к дореволюционным начальникам страны.

Е.П.: А как ты думаешь, это его отношение менялось в течение жизни или было неизменным?

А.К.: Полагаю, оно менялось в том смысле, что до какого-то времени он, как и многие из нас, об этом не думал. А потом стал думать. И как единственно близкое себе, по его же признанию, выделил из всей дореволюционной истории России: первое — царствование императриц, женщин, которые, на его взгляд, облагораживали дикую Россию, и второе — Серебряный век. Я же считаю, это мое личное дело в конце концов, что царствование императриц для России было изнурительным и особой пользы стране не принесло, а Серебряный век при всех высочайших его художественных достижениях стал началом уничтожения и разложения классической культуры. Что взрыхлило почву как для авангардистских, так и для неоклассицистских направлений, связанных с большевизмом, и подготовило в общем-то ответ на идиотский вопрос: «С кем вы, мастера культуры?»