– Тпррру-у! – натянул ямщик вожжи, останавливая коляску под красными фонарями дома терпимости.

– Подожди меня здесь, братец, – наказал Клюгенау. – Я тебя долго не задержу – быстро управлюсь…

Прапорщик вошел в полутемный зал, стены в котором были обвешаны пыльными и вытертыми паласами; одна из женщин сказала кому-то про барона:

– Слабенький господинчик!

Клюгенау обратился к сонному греку, читавшему добавления к «Тифлисским ведомостям» о предстоявшем аукционе мебели.

– Уважаемый, могу ли я видеть господина Штоквица?

– Позалуста, – ответил «папочка». – Цытворты тень на круцок цакрыт. Зенсцина очень хоросый попался. Вылецать от нее не хоцет…

Молодой, гладко бритый татарин провел Клюгенау на второй этаж дачи де Монкаля и показал комнату Христины, у которой «цытворты тень» пребывает бывший комендант Баязетской цитадели.

Федор Петрович долго стучал:

– Ефрем Иваныч… Господин капитан, это я… Откройте!

Дверь открыла сама Христина – статная и полногрудая немка, без халата, в тесном корсете, в фиолетовых чулках и без туфель. Штоквиц же был мертвецки пьян и в самой неудобной позе, которую невозможно даже вообразить, валялся на грязной, засаленной кушетке. Клюгенау попробовал расшевелить его, но Христина отсоветовала.

– Какой уж день пьет, – сказала она. – Молчит и пьет. Оставьте его. А то еще блевать начнет…

На капитана было жутко смотреть: лицо сизое, глаза провалены, весь в липком поту, раздерганный и страшный. Клюгенау постоял над ним, брезгливо содрогаясь, потом дал Христине червонец и велел привести Штоквица в чувство.

– Попробую!..

Она дала ему с руки понюхать какой-то порошок, и Штоквиц замотал башкой, заюлил ногами, отбрыкиваясь:

– Ой, ой… не буду, не буду… Я сказал – потом!

Клюгенау сильно встряхнул капитана за плечи.

– Баязет горит, комендант, – сказал он.

Штоквиц открыл глаза:

– Тьфу, дьявол! Это вы, барон?.. Могли бы, кажется, и не напоминать мне о Баязете… Фу-фу! Дайте выпить чего-либо, не могу…

Клюгенау остановил Христину:

– Водки не надо. Велите принести шампанского.

Христина выплеснула на череп Штоквица кувшин ледяной воды, капитан жадно выцедил стакан шампанского. Вроде стал приходить в себя. Шлепнул по заду Христину, велел убираться ко всем чертям, после чего сказал:

– А вы-то, барон, чего сюда затесались? На вас это не похоже…

– Я не люблю долгов, – ответил Федор Петрович. – Узнал, что вы пропадаете здесь, и вот… Пятнадцать рублей, кои брал у вас, за что и спасибо! Прошу…

Штоквиц смахнул деньги на пол:

– Так я и поверил! Бросьте ломаться, барон, и выкладывайте, чего вам от меня нужно?

– Знать, – ответил Клюгенау. – Знать, кто помог жандармам упрятать Некрасова за решетку!

Штоквиц протянул над столом волосатую лапу и взял тяжелую бутыль за горлышко, словно человека за глотку.

– А ну, шмерц, – сказал он, – вон отсюда!

Клюгенау, вежливо улыбаясь, снял руки с колен и, совсем незаметно для Штоквица, поддел их под ребро стола.

– Еще никому, господин капитан, – сказал он, – не удавалось меня бить. Тем более в таком непотребном месте.

– Вон! – гаркнул Штоквиц, замахиваясь.

На столе кавардак был отчаянный: бутылки, панталоны, тарелки, графины. Один рывок руками кверху – и стол, перевертываясь, с грохотом и звоном летит на Штоквица, засыпая его обломками и осколками посуды.