Косинский. Ты шутишь?
Моор(повелительно). Живо! Живо! Не медли ни минуты! Бросай все! Чтоб никто тебя не видел!
Косинский уходит.
Я бегу из этих стен. Малейшее промедление доведет меня до бешенства, а он все же сын моего отца. Брат! Брат! Ты сделал меня несчастнейшим из людей! Я никогда не обижал тебя. Ты поступил не по-братски. Пожинай спокойно плоды своего злодейства, мое присутствие не отравит твоего счастья!.. Но это не по-братски! Мрак да покроет твои деяния и смерть да не обличит их!
Косинский возвращается.
Косинский. Кони оседланы. Можете ехать, если угодно.
Моор. Как ты скор! Зачем так поспешно? Значит, никогда не увидеть ее?
Косинский. Расседлаю, если прикажете. Вы же сами велели в минуту обернуться.
Моор. Еще раз! Еще только одно «прости»! Я должен выпить до дна яд этого блаженства и тогда… Повремени, Косинский! Еще десять минут… Жди меня за стенами замка, и мы умчимся!
Сцена четвертая
В саду.
Амалия. «Ты плачешь, Амалия?» — это он сказал таким голосом, таким голосом! Казалось, вся природа помолодела. Былая весна любви вновь забрезжила передо мною! Соловей щелкал, как тогда, цветы благоухали, и я, опьяненная счастьем, склонилась к нему на грудь. О лживое, вероломное сердце! Ты хочешь приукрасить измену! Нет, нет! Прочь из души моей, святотатственный образ! Я не нарушила клятвы, о мой единственный! Прочь из моей души, коварные, безбожные желания! В сердце, где царил Карл, нет места для смертного. Но почему моя душа все время против воли тянется к этому пришельцу? Он так неразрывно слился с образом моего Карла! Он стал вечным спутником того, единственного! «Ты плачешь, Амалия?» О, я скроюсь, убегу от него! Никогда глаза мои не увидят этого человека!
Разбойник Моор отворяет калитку.
(Вздрогнув.) Чу! Скрипнула калитка? (Завидя Карла, вскакивает.) Он? Куда? Зачем? Я словно приросла к земле и не могу бежать… Отец небесный, не оставляй меня! Нет, ты не вырвешь у меня моего Карла! В моей душе нет места для двух божеств! Я простая смертная девушка! (Вынимает портрет Карла.) Ты, Карл, будь моим ангелом-хранителем! Оборони меня от этого незнакомца, этого похитителя любви! На тебя, на тебя смотреть не отрываясь! Ни одного нечестивого взгляда на того! (Сидит, молча уставившись на портрет.)
Моор. Вы здесь, сударыня? И так печальны? Слезы блестят на этом медальоне!
Амалия не отвечает ему.
Кто тот счастливец, из-за которого слезы серебрятся в глазах ангела? Дозвольте и мне… (Хочет взглянуть на медальон.)
Амалия. Нет! Да!.. Нет!..
Моор (отпрянув). О! И он заслуживает такого обожания? Заслуживает? Он?
Амалия. О, если бы вы знали его!
Моор. Я завидовал бы ему.
Амалия. Преклонялись бы, хотели вы сказать.
Моор. Гм!
Амалия. О! Вы бы полюбили его… В нем было так много… В его чертах, в его взоре, в звуке его голоса было так много сходного с вами, того, что я так люблю.
Моор стоит потупившись.
Здесь, где вы стоите, тысячи раз стоял и он! А возле него та, что в его близости забывала и небо и землю. Здесь его взор блуждал по цветущей природе. И она, казалось, чувствовала его награждающий взгляд, хорошела от восхищения своего любимого. Здесь, зачарованные небесной музыкой, ему внимали пернатые слушатели. Вот с этого куста он срывал розы, срывал для меня. Здесь, здесь он меня обнимал. Его уста пылали на моих устах, и цветы радостно умирали под ногами влюбленных.