Николай бежал впереди с пистолетом в руке и, прыгая по ступенькам, ожидал: вот сейчас навстречу выбежит тот, по которому он стрелял...

Но увы! Они достигли последнего этажа, где находился люк на чердак.

Замка на люке не было, и они надеялись, что откроют люк и застигнут на месте того стрелка...

Но люк оказался заблокированным изнутри. Николай пытался открыть его сначала руками, затем плечами, но крышка не поддавалась. Попробовал и напарник. Напрасно.

Гайдамаков понимал: уходит время. Снайпер их перехитрил.

Они опять выбежали на улицу. Николай крикнул:

— Ты в тот подъезд, я — в этот! И будь осторожен!

Проникнув наконец на чердак, Гайдамаков сразу убедился, что ранил снайпера, что это женщина и что он имеет дело с очень хитрым соперником.

Снайпер вошел через один крайний подъезд, а вышел через другой, торцевой. Рана была серьезной. Около окна и вдоль цепочки уходящих следов на чердаке и в подъезде — везде капли крови.

От удара его пули у стрелка с головы слетел черный женский парик. Он валялся здесь же, на досках, около оконного проема.

«Значит, у нее волосы другого цвета», — подумал Гайдамаков.

Мужчина с первого этажа подтвердил:

— Я заходил в подъезд, и меня чуть с ног не сбила молодая бабенка. Светлая такая. Представляете, несу в руках две бутылки пива, а она на меня вылетает! Одна бутылка выпала из рук. Хорошо, что не разбилась. Убил бы, дуру!

— А как она выглядела?

— Да разве я ее разглядывал? Ну не толстая, совсем обыкновенная. Разозлился я на нее.

— В руках несла что-нибудь?

— Что-то было у нее тяжелое на спине, не помню что. А рукой она за плечо держалась. Вот так, — и он свою правую руку положил на левое плечо. — Не помню я ее. Разозлила она меня...

Сразу же состоялось совещание у Самохвалова. Начальник штаба дивизии сидел озадаченный. Выслушав доклад Гайдамакова и Шрамко, он закурил сигарету, подымил, помолчал.

— Значит, баба, — сказал он задумчиво. — Да, навезли нам их из Прибалтики. Но по почерку это, похоже, та самая, которая больше всех воду мутит, весь город держит в напряжении. Как вы думаете, братья славяне, та это или не та?

— Думаю, что та, — закивал головой Шрамко, — похоже, что та. По всему похоже.

— Вот и я так думаю, — продолжал размышлять начальник штаба. — Хитрая, сволочь! Наряжается, понимаешь, в разные одежды, усы клеит, парики меняет, то мужик она, то баба. Трудно такую поймать.

Он опять помолчал, насупился.

— Что наверх докладывать? Мы же ее не нейтрализовали окончательно. Как там оценят нашу работу?

В разговор вступил Гайдамаков:

— Думаю, товарищ подполковник, она какое-то время лечиться будет. Рана, по всей видимости, тяжелая. Стрельба в городе должна прекратиться. Сейчас будет затишье, и начальство это сразу почувствует.

Шрамко закивал головой, а Самохвалов подытожил:

— Ладно, товарищи военные, за работу хвалю, ваш героический труд Родина не забудет. — И, улыбнувшись, добавил: — И я тоже.

Потом Шрамко пригласил Николая к себе в кабинет. Там он сначала дал команду подчиненным контролировать все медицинские учреждения на предмет обращения к ним молодой женщины по поводу ранения плеча, а потом закрыл дверь кабинета, вытащил из сейфа бутылочку «Хеннесси», и они выпили по две рюмки «За нашу великую Родину» и «За победу над врагами».