Я обернулся. Помощник полковника бежал по дороге, спотыкаясь с непривычки в этой русской обуви, именуемой "валенки". Если бы не они, то наши ноги давно бы превратились в кусок льда. Но бегать в этих валенках по утоптанному снегу, это все равно, что скакать на бешеной корове. Вот он повернул, огибая подбитый танк, и чуть не упал с непривычки, смешно взмахивая руками. Еще пара минут, и весь растрепанный, покрасневший и запыхавшийся первый лейтенант предстал перед нами.
— Эндрю, — строго сказал ему полковник Рэндолл, — сначала приведите себя в порядок, вы позорите нас перед союзниками. Потом четко и ясно доложите, ради чего вы устроили весь этот забег?
— Сэр, — сказал Томпсон, — Победа! — Только что московское радио сообщило, что генерал Клейст капитулировал вместе со всем своим штабом. Сопротивление немецкой группировки сломлено, массовая сдача в плен. В честь этого завтра вечером в Москве будет артиллерийский салют в двенадцать залпов…
Мы с полковником Рендоллом переглянулись. Лавина, сорвавшаяся с горы, набирала ход. Я на минуту задумался, — Эндрю, пойдите, соберите всю нашу журналистскую публику, только никого не забудьте, нам в Вашингтоне за них головы оторвут. А нашему доброму ангелу, мистеру Иванченко скажите, что мы желаем посмотреть места недавних боев в городе Сталино. В конце концов, нам было обещано показать все, что мы пожелаем увидеть. Ступайте.
Лейтенант убежал, а я посмотрел на полковника, — Знаете что, Джеймс, у меня вдруг возникло желание своими глазами взглянуть, как на победителей, так и на живых побежденных. Если повезет, то нашим писакам могут разрешить даже взять интервью у немецких пленных, и у советских солдат. Дядюшка Джо снабдил нас бумагой, способной проломить любые стены. Президент должен получить от нас с вами самую свежую и точную информацию. Возможно, что от этого зависит сама судьба Америки.
— Да, сэр, — кивнул полковник, — я тоже так думаю.
— Герр обергруппенфюрер, — толстый майор люфтваффе стоял перед Гейдрихом навытяжку, — мы не можем выпустить ваш самолет. Командира вашего истребительного прикрытия гауптмана Шмидта увезли в госпиталь. Наш врач считает, что у него аппендицит. Приступ начался прямо в воздухе, он едва дотянул до аэродрома.
Рейнхард Гейдрих с тоской оглядел заснеженное поле, на котором сиротливо стояли две "тетушки Ю" с его людьми, и восьмерка истребителей Ме-109F из состава авиакорпуса "Германия". По приказу фюрера они должны были сопроводить трехмоторные транспортные самолеты до Смоленска, и вернуться обратно.
— Проклятая страна, — подумал Гейдрих, — все не как в Европе. В Варшаве сейчас плюс пять тепла, зеленеет трава, и паненки ходят в легких демисезонных пальто. А тут — минус двадцать, ветер, снег, глушь. Говорят, что в лесах даже завелись какие-то партизаны. Надо было срочно собрать лучших специалистов и самых опасных головорезов, чтобы долететь до этой дыры, и застрять из-за не вовремя заболевшего животом пилота гауптмана. Черт бы побрал этого формалиста! Но, видимо его предупредили о моем визите и хорошенько накрутили хвост, так что он теперь боится, как выпустить меня, так и не выпустить… Теперь придется ждать сутки, пока из Варшавы пришлют замену…