Здесь видим новую неудобность. Позволяют, например, выпуск шерсти, т. е. сводят иностранных купцов с нашими, – бой весьма неравный: иностранцу выгодно дать за пуд ее 2 червонца, как и прежде: тогда червонец стоил 3/, а теперь он стоит 12 р., – следственно, и мы, имея в шерсти необходимую надобность для делания сукон, будем давать за пуд 25 р. – гораздо более, нежели втрое, в сравнении с прежнею ценою, и почти вдвое, в сравнении с нынешнею! Теперь спрашиваем: намерено ли правительство возвысить цену солдатских сукон в России, что должно быть неминуемым следствием вывоза шерсти? Если бы курс упал только соразмерно с уменьшением цены бумажек в России, то мы могли бы без убытка купечествовать с Европою и торговаться в цене наших собственных произведений? Но теперь французы, голландцы, немцы имеют слишком много выгод перед нами и могут в совместном торге разорить покупщиков русских. Сошлемся на хитрых англичан: для общей пользы желая у себя дешевизны некоторых вещей, они запрещают их вывоз. Отпуск шерсти может ли приметно улучшить курс? Но весьма приметно возвысит цену ее в России.

Давно ли правительство употребляло самые несправедливые средства, чтоб иметь дешево сукна для войска? На вольные фабрики налагали оброк, давали хозяину самую малую цену, подчиняли его закону насилия, – теперь вдруг казна подчиняет себе необходимость платить вдвое за сукна! Мысль ограничить ввоз товаров, по малому выходу наших, весьма благоразумная. Я не стал бы жаловаться на правительство, если бы оно, вместе с сукнами, шелковыми и бумажными тканями, запретило и алмазы, табак, голландские сельди, соленые лимоны и проч. Жалею только, что в Манифесте не назначен срок для продажи запрещенных товаров: под видом старых увидим в лавках и вновь привозимые, разумеется, тайно. Не будет клейма – и фальшивые? А кто из покупщиков смотрит на клеймо? Вообще надобно взять строжайшие меры против тайной торговли: она уносит миллионы. Все говорят об ней, но у знатных таможенных чиновников уши завешены золотом!

Офицер Оренбургского драгунского полка. 1802–1803 гг.

Другое зло то, что лавочники, не ограниченные сроком для продажи, день ото дня возвышают цену запрещенных сукон и тканей, а мы все покупаем, пока есть товар. Не надобно давать пищи столь алчному и бессовестному корыстолюбию! Впрочем, строгость начальства и верность таможни сделали бы нечто в пользу нашего курса, но немногое: он бывает полезен единственно для такой земли, которая более продает, нежели покупает, сверх того, имеет безопасное существование государственное, не боится ничего извне и внутри, управляется духом твердого порядка, не знает опасных перемен, не ждет ежеминутно указов о новых мерах государственного хозяйства, не ждет новых толкований на ассигнации, новых доказательств, что они не суть деньги. Надобно не только отворить наши гавани для всех кораблей на свете, надобно еще, чтобы иностранцы захотели переводить к нам капиталы, менять свои гинеи и червонцы на русские ассигнации и не считали бы оных подозрительными векселями.