Шестьдесят лет – целая жизнь, но Винсент помнил все до мельчайших подробностей. Время будто обнажало в тех давних событиях все новые и новые детали.
– И откуда ты узнал, что это был твой ребенок?
Мы уже были на «ты». История Винсента стала моей. Меня знобило. Яркое весеннее солнце померкло и скрылось за голыми деревьями на берегу Изара. В домах загорались окна, официанты разворачивали шатры для тепла. В апреле весна еще не столь сильна, чтобы разогнать зимний холод.
Винсент долго задумчиво смотрел на меня.
– Правду я узнал позже.
– Есть доказательства? Тест ДНК?
– Нет, другое… долгая история. – Он посмотрел на пустую кофейную чашку.
– И Джульетта больше не объявлялась?
– На следующий день она позвонила мне на работу. Чувствовала себя бесконечно виноватой, пыталась все объяснить… Но я не хотел объяснений. Мне всего лишь нужно было знать, чей это ребенок.
– И?..
– И она сказала, что не мой. Якобы женщина чувствует такие вещи… – Горькая складка в уголке рта говорила об обратном. – Я спросил, как она собирается жить с человеком, которого не любит. И она ответила, что о любви здесь речи нет. Это вопрос чести.
– Чего? – не поняла я.
– Семейной чести. – Он закусил губу. – Ребенок – знак судьбы, указывающий, что она принадлежит Энцо.
– Но ведь у нее… у вас могли быть дети и в Германии?
Я все еще ничего не понимала.
– В таких вопросах люди редко руководствуются логикой. Джульетта боялась, семья была ей защитой. Германия далеко. Что, если у нее там не сложится? У нас ведь ничего не было, кроме чувств. Любовь – это мечта. Семья – реальность.
– И она была счастлива с Энцо?
Он молчал.
– Ты когда-нибудь встречался с ней после этого?
Винсент посмотрел на меня и кивнул.
– Когда?
Он задумчиво улыбнулся и отвел взгляд.
– История долгая, как я уже сказал. Это только начало.
Он устал. Я же, напротив, только вошла во вкус. То и дело посматривала на фотографию Джульетты. Как бы выглядела эта женщина десять, двадцать лет спустя? И почему она отказала мужчине, которого любила? Теперь Джульетта казалась мне чужой, несмотря на наше внешнее сходство. Винсент молчал, потом сказал, будто прочитав мои мысли:
– Думаю, она не вполне верила, что имеет право на счастье.
После этих слов во мне словно зародилось понимание.
– Отвезти тебя домой? – спросил Винсент.
– В этом нет необходимости, – ответила я. – Это недалеко.
Я не хотела, чтобы он увидел квартиру, в которой меня никто не ждал. По сути, мое жилище было просто местом для сна. Жила я в ателье. Но меньше всего мне хотелось, чтобы Винсента увидели Робин или мои коллеги. Дурацкие расспросы – последнее, что мне требовалось.
– Я прошу тебя.
Голос почти умоляющий – и я не стала возражать.
Винсент достал серебристый ключ и открыл дверцу со стороны переднего пассажирского сиденья. Машина пахла другой эпохой, старым материнским «рено» моего детства. Металлические части бордовых сидений подернуты патиной, кожаные подушки скрипят. Я плохо разбиралась в автомобилях, но чутье на хорошие вещи у меня имелось. А каждая мелочь в этом салоне была высочайшей пробы. Приборная панель – настоящее произведение искусства в стиле шестидесятых, с хромированными переключателями, тумблерами и основой из благородного дерева.