— Миледи!
От неожиданности я вздрогнула и съехала по деревянной стенке в воду.
— Бетони! Нельзя же так пугать, — возмутилась я, вынырнув и отплевываясь от воды, тонкими струйками стекающей с волос прямо в глаза и нос.
— Простите, миледи, — девушка готова была расплакаться, — я лишь хотела спросить, не нужно ли вам помочь… Пожалуйста, не наказывайте меня!
— Чего? Зачем наказывать?
— Миледи Агнесс всегда наказывает за провинности, — девушка старательно шмыгала носом.
— И как же?
— По-разному: может на неделю отправить на черную работу. Или посадить на хлеб и воду.
— Мило, — я откинула голову, чтобы Бетони ее намылила.
— Милорд Филип может побить, его все боятся.
— А герцог? — таинственный герцог все больше интересовал меня.
— Личные слуги милорда Десмонда никогда не говорят о нем, — Бетони смыла пену водой из кувшина и протянула мне широкую простынь вместо полотенца.
— Почему?
— Не знаю. У него два слуги, которые следят за его одеждой, и несколько оруженосцев, он их сам отбирает, — Бетони помогла зашнуровать мне платье, — Вы сами скоро все увидите.
Карта 2
БАШНЯ — Влияние
импульс, который подталкивает ситуацию к развитию,
Боги-герои, мифические Творцы мира начинали свои действия с этой карты.
Нечто объединяющее людей в единое целое… подвергнется разрушению. Может быть, члены рода обретут свободу, свою дорогу, сумеют возвысится и подняться…
Но Башня разрушена, и вернуться им будет некуда.
Ночью мне впервые приснился этот сон.
Комната была просто огромной, дальние ее стены терялись в тумане, отчего создавалось ощущение безграничности. На стенах комнаты висели карты миров, старые, потрепанные, испещренные странными знаками. Случайный путник мог бы с удивлением заменить, что материки на картах двигаются в замысловатом танце, но случайные путники никогда не попадали в эту комнату. Хотя в нее вели тысячи дверей: высоких, с острым стрельчатым завершением, сделанные из прочного мореного дуба, они открывались со скрипом и впускавших с входящим вихри ветра. Иногда за ними можно было различить сполохи огня, иногда — рев моря, иногда там была просто тишина. Тишина была и в галерее, отделенной от основного пространства комнаты белоснежной оградой тонких мраморных колонн. В галерее было слышно лишь скрип дверей и эхо от шагов входящих людей. Я несмело делаю несколько шагов к центру, рассерженные вихри тумана безмолвными языками брызжут из-под ног, вечный гул голосов дрожит и вибрирует, причиняя едва ощутимую головную боль. Кошачий дракон точит когти о меч, оставляя на металле глубокие борозды огненных когтей. В свете факелов его золотая чешуя отливает красным. Увидев меня, он с яростным шипением высовывает раздвоенный язык и… внезапно подмигивает, быстро кивая головой. Я послушно иду в указанную им сторону, проталкиваюсь между эльфами, яростно спорящими о чем-то с Диогеном, по привычке сидящем на бочке, из которой слуги разливали вино. Паж в малиновом берете читает стихи, увидев меня, он осекается на полуслове и подходит:
— Идем.
Он спешит, этот паж, постоянно поправляя берет, норовящий соскользнуть с бешено вьющихся кудрей. Он почти еще мальчик, но его глаза… я не хочу смотреть в его глаза. Пока не хочу, хотя в один из дней я загляну в них.