Дея даже представлять не хотела, что ему рассказали о ней. Но настойчивый голосок внутри требовал, чтобы она защищалась.
До боли сжав кулачки на коленях, она подняла на Йеванна твердый взгляд.
— Сударь, я вам благодарна за ваше участие. Но попрошу впредь не попрекать меня вашей помощью. Я о ней не просила.
— Неужели? — он ухмыльнулся, демонстрируя идеальные зубы. — Тогда ответьте на простой вопрос. Как вы собирались жить дальше? Чем расплачиваться за долги?
Она опустила глаза.
— Я бы что-то придумала. Обязательно.
— Например? — он приподнял одну бровь. — Пошли бы собой торговать, раз уж торговать панталонами больше не получается?
От его слов она вспыхнула и вскочила как разъяренная кошка.
— Не смейте! — прошипела, глядя ему в глаза. — Не смейте так со мной говорить! Вы ничего не знаете обо мне!
Она развернулась, чтобы удалиться прочь с гордостью оскорбленной императрицы, но жесткий, ледяной голос заставил ее замереть:
— Сядьте. Я знаю о вас больше, чем мне бы хотелось.
Он глянул на нее так, что она буквально рухнула в кресло. Тяжелая, давящая аура дознавателя мельничным жерновом прокатилась по ней, ломая волю.
— Вы моя жена, — произнес Йеванн, выделяя каждое слово, — нравится вам это или нет. А жена да убоится мужа и господина своего, — процитировал он фразу из венчального трактата. — С этой минуты вы будете делать только то, что я вам скажу. И не больше.
— Зачем? — выдохнула она, глядя в его пустые, бездушные глаза. — Зачем вы делаете это со мной?
— Затем, что за все в этом мире надо платить. Особенно, за возможность жить дальше.
Дея судорожно кусала губы.
Этот мужчина ненавидит ее. Ненавидит столь открыто и яростно, что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.
Но за что?
Что она ему сделала?
Она мысленно вернулась в тот день, когда злодейка-судьба сделала резкий виток.
В Иллурии уже тридцать лет свободная магия была под запретом. Венарий уничтожил Ковен магов за попытку переворота. Затем ввел запрет на любое несанкционированное колдовство. А спустя пару лет начал выводить ручных магов.
Всех детей, обладающих каким-либо Даром, изымали из семей, ставили на учет, отправляли на обучение в закрытые школы и академии.
Но были и те, чей Дар оказывался настолько мал, что его оставляли без внимания. Обычно он вспыхивал особенно ярко в подростковом возрасте, но исчезал бесследно к двадцати годам у парней, а у девушек — с потерей невинности.
Так должно было случиться и с Деей. Но вопреки ожиданиям, вышло иначе.
После первой ночи с Бертраном, она долго думала, что Дар пропал. А потом начали происходить странные вещи. Дея забеременела — и Дар вернулся, но на этот раз с утроенной силой. Чем больше рос ребенок у нее внутри, тем больше становился Дар. На конец беременности она уже могла определять недуги на глаз, лечить без наложения рук, просто касаясь ауры. И чувствовала, как при лечении через ее собственное тело проходит целительная магия. Теплая, немного щекочущая, льющаяся тонкой струйкой.
Дея стала проводником. Она испугалась, что Бертран сдаст ее дознавателям, ведь именно так и должен был поступить законопослушный гражданин.