Словом, этот клубок живых двуногих, которые брыкались, кусались, царапались и плели сети интриг, сулил больше потехи, чем созерцание вымерших динозавров. И, взвесив все «за» и «против», я сел в такси и покатил к Восточным Шестидесятым улицам.

На первом этаже четырехэтажного здания, где раньше располагались огромные жилые апартаменты, теперь размещался салон красоты. Второй этаж занимала риелторская контора. На третьем этаже Боттвайль устроил свою мастерскую, а на четвертом – студию.

Войдя в вестибюль, я вызвал лифт, поднялся на последний этаж и очутился среди созданного при помощи золоченой фольги пышного великолепия. Впервые мне посчастливилось его лицезреть несколько месяцев назад, когда Боттвайль нанял Вульфа для поисков похитителя нескольких редчайших гобеленов. Зрелище ошеломляло: мебель, филенки, рамки – все лучилось золотом, с которым прекрасно гармонировали ковры, драпировки и картины в стиле модерн. Замечательное было бы логово для слепого миллионера.

– Арчи! – послышался голос. – Иди к нам и поучаствуй в дегустации!

Марго Дики уже меня высмотрела.

В дальнем углу располагался раззолоченный бар со стойкой длиной футов в восемь, возле которой на золоченом же высоком табурете расположилась Марго. Рядом с ней на таких же табуретах сидели Черри Квон и Альфред Кирнан.

Позади стойки разряженный Санта-Клаус, крупный и широкоплечий, с внушительным брюшком, разливал по бокалам шампанское. Несмотря на ультрасовременное занятие, одет он был по старинке: традиционный пышный и яркий костюм, борода, маска и прочее. Только рука, державшая бутылку шампанского, была затянута в белую перчатку. Утопая по щиколотки в ковре, я предположил, что белые перчатки – дань боттвайльской элегантности. Лишь позже я осознал, насколько заблуждался.

Мне прокричали рождественские поздравления, а Санта-Клаус наполнил еще один бокал пенящимся напитком. Странно, но бокал не был обклеен золоченой фольгой. Не хватило, должно быть.

Я был рад, что пришел. Когда потягиваешь шампанское, сидя между блондинкой и брюнеткой, поневоле начинаешь сам себе завидовать и проникаешься чувством уважения к собственной персоне.

И блондинка, и брюнетка были прекрасными образчиками женской породы. Марго высокая, стройная, с округлыми формами, спокойная и расслабленная. А Черри Квон – этакая миниатюрная фарфоровая куколка (стоя, она едва доставала мне до ключицы) с раскосыми черными глазами. Сейчас она застыла на табурете в напряженной позе, прямая как палка.

Мне подумалось, что Черри заслуживает внимания не только как статуэтка, хотя она и стала бы украшением любого интерьера, но и как объект, проливающий новый свет на человеческие отношения. Марго рассказала мне, что отец Черри наполовину китаец, наполовину индус (не путайте с американскими индейцами), а мать голландка.

Я высказал предположение, что пришел слишком рано, но Альфред Кирнан заверил, что нет, мол, остальные уже здесь и вот-вот подойдут. Он добавил, что мое появление стало для него приятным сюрпризом, поскольку у них здесь просто маленький междусобойчик и он не знал, что пригласили кого-то со стороны.