— Ну, а ты? — заинтересовалась я.

— А я и говорю: «Неужто не признала меня, Ольга?»

— А я говорю: «И чего это я вас должна признавать?» — включилась в игру я.

— А я и говорю: «Эх, Ольга, как была дурой, так дурой и осталась… То ж я, Васька!»

— Ну я, конечно, сразу обрадуюсь, расспрашивать начну: «Как ты? Где ты?»

— И мы с тобой опять на ентом пароходе поедем. И ты все опять будешь рассказывать. Мне. Вот как сейчас… А у меня к тому времени в Сибири уже работа дельная будет и от людей уважение… И дом там… И огород…

— И жена, и двое детей, — щедро дорисовала я, — Мальчик и девочка.

Внезапно Васька нахмурился.

— Не будет у меня никакой жены, — мрачно сказал он.

— Почему? — удивилась я.

— Не будет, и все.

— Ну и как хочешь. — Я даже обиделась немного. — А только ничего в этом такого нет. Все женятся, когда вырастают.

Васька зло сощурил глаза и хотел было что-то сказать, но тут в наш разговор вмешался Жека, до сих пор внимательно прислушивавшийся.

— А я где тогда буду? — с каким-то даже испугом спросил он.

— Ну вот мы встретимся с Васькой, покатаемся на пароходе, а потом пойдем вдвоем к тебе в гости, — придумала я. — Твоя мама испечет пирог, а ты напоишь нас чаем…

— И мы пойдем в гости к Родьке! — быстро докончил Жека.

— Ага, — с удовольствием согласилась я, украдкой наблюдая за Васькой — злится он еще или нет.

Но Жека, к моему удивлению, не кончил.

— …В Невскую лавру, — продолжал он. — А Родька к тому времени станет главным попом и будет ходить в золотом плаще, и все другие попы, и кто в церковь приходит будут его слушаться. А тут он увидит нас и как закричит: «А! Вот и вы пришли! Наконец-то и вас Бог принес!»

Рассказать, что будет дальше, Жеке не удалось, потому что мы с Васькой захохотали и повалились на ступеньку у подножия Александрийской колонны.

У эрмитажного крыльца я остановилась и, протянув руку, сказала:

— Вот! Атланты! Те самые.

— Сила! — прошептал Васька, задрав голову.

Жека долго молчал, потом погладил огромный блестящий палец и сказал тихо и задумчиво:

— Какие они… прекрасные…

И я почувствовала, что после Жекиных слов мне говорить ничего не надо.

У Адмиралтейства Жека долго не хотел уходить от фонтана, стоял как зачарованный и смотрел наверх, туда, где переламывалась и рассыпалась в бесчисленные брызги прозрачная холодная струя.

— Он чего, фонтанов никогда не видел? — спросила я у Васьки.

— Откуда ж ему? — Васька пожал плечами.

— Летом в Петергоф съездим, — пообещала я Жеке. — Там фонтанов этих… ну, как поездов на вокзале. И все разные.

На Невском было столько народу, что Жека крепче вцепился в мою руку, а Васька вжал голову в плечи и тревожно оглядывался по сторонам. Прямо на тротуаре сидели художники и рисовали портреты со всех желающих.

— А ну пойдем поглядим, — решительно сказал Васька и, схватив меня за руку, потащил в самую толчею. — В жизни живых художников не видал.

Васька с Жекой долго разглядывали портреты и картины, выставленные для продажи. Я разглядывала людей. Вдруг один из художников, молодой и длинноволосый, дернул другого за полу полосатого пиджака и сказал, указывая пальцем на Ваську: