На пол полетели тряпки, старые майки, халат, пара рубашек, брюки, еще одни… Наконец он встряхнул и приложил к себе старые вытертые джинсы. Они едва доходили до щиколоток, но в поясе оказались в полтора раза шире.
Глава 4
Через мгновение он стоял перед ней уже в рубашке отвратительно лилового цвета, что едва не лопалась на его широченных плечах. Чтобы скрыть короткие рукава, быстро закатал их по самые предплечья, ворот расстегнул поглубже, а джинсы взял в обе руки и дернул в стороны. Послышался треск, руки разошлись в стороны, в правой остались шорты с модной в этом сезоне бахромой.
— Ветхие, — успокоил он. — Теперь надо уносить ноги. Да и головы.
Она беспомощно металась по комнате, все вещи надо взять с собой, чтоб не пропало, наконец сильная рука ухватила за локоть. Из глубины зеленых глаз смотрела жестокая непреклонность.
— Уходим!
— А когда вернемся?
Ее взгляд пробежал по комнате, по столу с компьютером, семнадцатидюймовый монитор, на прошлой неделе добавила оперативную память… куча новых лазерных дисков… Шкаф с новым платьицем, которое успела надеть всего трижды… В прихожей распахнуты двери на кухню, а каких трудов стоило собрать денег на стол и навесные шкафчики!
Она чувствовала, какой ответ он проглотил, но после паузы ответил почти по-человечьи:
— В этой жизни возможно все.
Стены замелькали, хлопнула дверь. В подошвы больно стучали ступени. Ее подхватывала сильная рука, поворачивала, задавала направление, она снова неслась как угорелая, периодически сбоку мелькали двери, но она бежала и бежала вниз, наконец впереди внизу появилась дверь, выросла и заслонила собой мир так, что Юлия с разбегу ударилась о нее, как сырник о сковородку.
Она не успела спросить, почему не лифтом, стоит чуть-чуть подождать, вон огонек движется, кто-то поднимается… возможно, как раз на их этаж… но Олег открыл дверь во двор, тут же будто переключил в себе скорости, вышел медленно и степенно, как надлежит в ночное время суток, шепнул одними губами:
— Выходи.
Лунный свет высвечивает спины гигантских черепах, что за ночь сползлись в их двор, — так ей показалось вначале. Она еще помнила время, когда во дворе стоял один жигуль и два москвича, а теперь скорая помощь не может пробиться к подъезду, жильцы ругаются, многие просто из зависти: две трети автомобилей — иномарки, днем на солнце как жар горят их крыши, на хромированные ручки смотреть больно, а ночью то одна, то другая начинает вопить, что ее грабят…
Олег провел кончиками пальцев по крылу элегантного мерса, отстучал какой-то мотивчик, так ей показалось, распахнул дверцу. Она напряглась, сейчас взвоет сирена, а он взглянул искоса:
— Садись. У тебя глаза размазались.
Не помня себя обежала машину и плюхнулась на сиденье. Мотор уже чуть слышно гудел, а едва дверца захлопнулась, мерс послушно порулил мимо таких же… и так же защищенных сигнализациями к выходу на шоссе.
В зеркальце отражалось ее бледное лицо. Насчет краски он загнул, у нее татуашь, чем она гордится. Даже выйдя из ванной не пугает мужчин: губы красиво подведены по контуру, брови узкие и четкие, а подводка глаз просто изумительная. Но на всякий случай спешно раскрыла косметичку, инерция вдавила в сиденье, и она ткнула тюбиком помады в щеку. Мерс выбрался на дорогу, занял левый ряд и понесся с нарастающей скоростью. Ночное шоссе не то чтобы опустело — в Москве никогда не прекращается жизнь, — но машин стало впятеро меньше, Юлия почти перестала страшиться, что они с кем-то столкнутся.