Вздрогнув, я выронила телогрейку. Мужчина наклонился, чтобы поднять ее, и уперся взглядом в мои кеды. От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю.

— Пойдем, — улыбнулся он. — Я отведу тебя к Тане. Ты не против, что я сразу перешел с тобой на «ты»?

— Конечно!

— Просто я не люблю никаких официальностей. Меня зовут Григорий Давидович.

Мы дошли до конца коридора и зашли в огромную гостиную. Танька сидела в кресле-качалке и потягивала коктейль. На ней были обтягивающие джинсы и легкая кофточка. Увидев меня, она побледнела:

— Дашка, ну что ты так вырядилась! Я же повесила банный халат!

— Да неудобно как-то… Он такой чистый, — замялась я. — Мне и в своих шмотках нормально.

— Вот еще! Мы их сегодня ночью в камине спалим. Пойдем я тебя переодену.

— Тань, да ладно, — буркнула я.

— Папик, ты только посмотри! Она говорит: халат чистый, а ты что, грязная, что ли? Ты чем в ванне два часа занималась?!

— Мылась.

— Пошли, горе мое!

— Девочки, только не долго. — Григорий Давидович посмотрел на часы. — Скоро приедут гости. Спускайтесь сразу в банкетный зал.

В коридоре я дернула Таньку за руку и испуганно прошептала:

— Танька, какие гости? Какой банкетный зал?

— Гости как гости. Приедут наши друзья и родственники. А банкетный зал находится на первом этаже. Папа хочет накрыть стол в честь твоего освобождения.

— Зачем все это? — расширила я глаза.

— Дашенька, ты спасла мне жизнь. Если бы не ты, то меня задушили бы в ту страшную ночь. Я обязана тебе. Папик умеет благодарить тех, кто делает добро для его дочери. Не забывай, что ты моя подруга и мы с тобой съели не один пуд соли. Могу я тебя достойно встретить или нет?

— Танька, не знаю. Не нравится мне все это.

— Что именно?

— Я не могу так быстро перестроиться. Мне кажется, что все это происходит не со мной, что я по-прежнему нахожусь в колонии. Я благодарна тебе за все, но я ничего не могу с собой поделать.

Танька крепко меня обняла и вытерла слезы.

— Это пройдет. У меня тоже так было. Успокойся, Дашенька, прошу тебя. Да выброси ты эту чертову телогрейку! Что ты с ней носишься как с писаной торбой?!

— Не могу, — вздохнула я. — А вдруг за мной придут. Вдруг увезут обратно, а без телогрейки на зоне труба, сама знаешь.

— Никто за тобой не придет! Никуда тебя не заберут! Тебе эта телогрейка больше никогда в жизни не пригодится. Дай ее мне.

Я протянула Таньке телогрейку и опустила глаза. Еще немного, и у меня начнется истерика.

— Она хорошая, новая, — бессвязно шептала я. — Если за мной придут и отправят по этапу, то без телогрейки я пропаду, замерзну…

Танька кинула телогрейку на пол и посмотрела на мои кеды.

— И это говно тоже снимай, — устало произнесла она.

— Они, конечно, дырявые, свое уже отходили, — продолжала шептать я. — У меня ботиночки были войлочные, хорошие, теплые, забрали гады. Я столько времени на фабрике за спасибо отпахала, столько дерьмовых халатов понашила, на ботиночки себе не заработала. Обидно, Танька!

— Я уже тысячу раз слышала и про твои дерьмовые ботиночки и про дырявые кеды. Снимай эту гадость как можно скорее.

Я сняла кеды и кинула их рядом с телогрейкой.