- Гарантии? Вчера я еще считал себя уродом, но человеком. Сегодня я уже не урод, но и не человек. Нет никаких гарантий. Я искал ее слишком долго, чтобы сейчас струсить и смалодушничать. Я рискну. Я буду знать, что сделал все возможное, впрочем, как и вы, вы ведь тоже рискуете.
Влад прищурился. Кристина физически чувствовала, как меняется его эмоциональный фон, как растворяются флюиды гнева. Дампиры отличались от чистокровных вампиров своей возможностью чувствовать ауру собеседника. Не только "видеть" биение сердца и кровеносные сосуды, а чувствовать его состояние, примерно угадывать мысли, настроение. И отец, он испытывает то же самое, что и она - чувство уважения. Влад очень критичный по отношению ко всем, заслужить его расположение, а уж тем более симпатию, очень трудно. Точнее невозможно. На это нужны годы, столетия.
- Хорошо. Фэй, готовь все к операции. Поговори с Ником. Пусть увезут детей к нам. Предупреди Лину. Рискнем.
Потом вдруг подал парню руку:
- Я всегда гордился своими дочерьми, я безумно их люблю и перегрызу глотку любому, кто скажет, что мужчина более достойный наследник для короля. Но знаешь, я готов пожалеть, что у меня нет такого сына как ты. Поехали. Сегодня ты познакомишься со своей сестрой.
Кристина смотрела сквозь толстое стекло на две стоящие рядом постели. На бесконечные трубки, аппараты искусственной вентиляции, на приборы и капельницы и ей казалось, что из нее тянут душу клещами. Непроизвольно достала маленький деревянный кинжал и резала ими кожу на левой руке, глубже и глубже. Только внутри все равно больнее. Если Марианна не выдержит операции, или ей не подойдет печень донора, то в этом будет виновата только она, Кристина. Это она эгоистичная идиотка которая все испортила. Правильно отец сказал, она дрянь. Тварь, которая жалеет только себя.
Кристина зажмурилась, и перед глазами возникло лицо Витана.
"Шлюха возбуждает меня больше чем ты. Ты ничтожество. Ты мне противна. Пошла вон!"
Кинжал впился в кожу еще глубже, она закусила губу.
- Не делай этого, Крис.
Мать обняла ее сзади.
- Перестань это делать. Не режь себя.
Руки Лины легли ей на плечи и крепко сжали.
- Нам всем сейчас плохо. Давай просто подождем. Будем верить в лучшее. Не причиняй себе боль. Я не могу смотреть, как ты делаешь это снова и снова. Твои раны уже не успевают зажить.
Лина осторожно забрала у Кристины нож и пережала вену. Кожа медленно затянулась, но остались рубцы, а рядом с ними бесконечное множество таких же. Они исполосовали кожу как хаотичная сетка, отливая перламутром. Лина повернула дочь к себе и посмотрела ей в глаза – а там пустота, словно смотрит на нее слепая. Мать крепко обняла Кристину и прошептала ей на ухо, поглаживая золотистые локоны:
- Не надо больше хорошо?
Кристина закрыла глаза. Как давно она это делала с собой? Первый раз Крис начала резать руки, когда Витан ушел из дома, а вернулся через несколько недель. Нет, это не стремление к суициду, жизнь она любила, это больше, это желание причинить себе такую физическую боль, которая заглушит душевную, отвлечет. А потом это стало навязчивой манией. Когда невыносимо внутри, начать делать больно телу.