Он легко вскочил в одноколку.

– Еще, прошу извинения, всего только одно слово, – остановил его слуга.

– Что такое?

– Я позабыл вашу фамилию, имя и отчество… Чтобы отметить по книге, мне нужно вспомнить их.

– А! Меня зовут Алексей Николаевич Кудринский! Слышите: Алексей Николаевич, по фамилии Кудринский, из Петербурга. Запомнили? Ну, пошел!

Кучер, видевший, с какой щедростью Кудринский давал на „чай“, пробудился совсем и живо тронул лошадь. Одноколка задребезжала колесами по шоссе.

Слуга остался на крыльце и долго смотрел вслед удалявшимся. Видимо, какая-то мысль беспокоила его. Он не смог, впрочем, разобраться в своих впечатлениях и, наконец, энергично махнул рукой в ту сторону, где за поворотом шоссе скрылся экипаж.

– Фамилия и имя те самые, которые записаны, – пробормотал он, – какое мне дело о чем-либо думать? Разве я не получил более, чем следует? Почаще бы таких гостей! Пойду, задремлю немного, а то всем нам скоро подниматься придется…

Он побрел внутрь гостиницы, и скоро приют туристов погрузился в тихий сон.

Однако тишина продолжалась очень недолго. Первые лучи восходящего солнца застали всех в гостинице, кроме, конечно, гостей-туристов, уже на ногах.

Закипела обычная повседневная жизнь!

В каморке под лестницей мальчишка-прислужник начищал сапоги немногих постояльцев. Проснулись горничные. Зевая и потягиваясь, они набирали воду в кувшины, чтобы разнести их по первому требованию по номерам. Изредка уже раздавались звонки, призывавшие прислугу.

Словом, день начинался так же, как начинался он вчера, третьего дня, неделю, месяц, год тому назад.

Позднее всех поднялся Иоганн Ивинен, тот кельнер, который накануне чуть не до половины ночи провозился с приезжим, выказавшим столь эксцентрично свой восторг пред красотами Иматры. Он поднялся в тот день с трудом. Голова его болела и была тяжела, как свинцом налитая. Почему-то – Ивинен и сам не мог понять, – вчерашний гость не выходил у него из головы, и первым же вопросом Иоганна, как только им пошел к своим товарищам, было:

– Карл Ситонен возвратился?

Ситонен был конюх, уехавший с ночным гостем на Малую Иматру.

– Нет еще, – отвечали Ивинен, – это ты его услал?

– Да, очень щедрый гость… Карл, вероятно, будет рад!

– А ты, Иоганн?

– Я получил все, что мне следовало, – наставительно отвечал он.

Более его не беспокоили расспросами: он и то уже разговорился больше, чем всегда. Все товарищи Ивенена знали, что он не скуп на слова только с хозяином, да и с наиболее щедрыми прибывающими туристами.

Ивинен несколько раз повторил в это утро свой вопрос о Карле. Он не беспокоился за него, но нельзя сказать, чтобы любопытство не мучило его. На его взгляд, с ночным гостем произошла необъяснимая, странная метаморфоза. Не мог же поздороветь и окрепнуть человек за два-три часа, проведенных над Иматрой. Бесспорно, красив этот уголок, производит он чарующее впечатление, но этого слишком мало, чтобы почти моментально восстанавливалось здоровье болезненных людей, а из расслабленных, еле передвигающих ноги они превращались бы в бодрых, веселых, настойчиво-жизнерадостных.