Претензий, на фоне которых должок Ильхану выглядел едва ли не пустячком...

– Ах, Ильхан... – сказал лысый врастяжку, не в силах подавить на роже отблески того самого несказанного облегчения, – ну...

– Было?

– Ну...

– Знаешь, Пашуня, что меня в тебе удручает? – спросил Мазур без улыбки. – Дешевизна твоя, родной. Ты у Ильхана зажулил всего-то четыреста тысяч баксов. Всего-то! Где-нибудь в Урюпинске это несказанное состояние, но для Москвы, рассуждая здраво, такой мизер, что противно делается. Копейки это для Москвы, финансовой столицы нашей малехо съежившейся Родины... Грубо прикидывая, сотки четыре землицы в Барвихе. Качественная немецкая машина. Не самая богатая квартирка. И так далее... Копейки, Паша! Тебе не совестно так крохоборничать?

– Копейка рубль бережет, – глядя исподлобья, отозвался лысый.

– Ага, – сказал Мазур, – поганая, но все же философия... Паш, она у тебя прокатывала, когда меня не было в окрестностях. Но теперь-то я есть. И бабки ты Ильхану отдашь. Чтоб я так жил...

– А вы, собственно, от кого будете? – спросил лысый с видом человека, в чьей голове уже щелкает примитивный компьютер. – И кто за вас может слово сказать? Ну, и все такое прочее... Сами понимаете. Не похоже, что первый раз такое крутите...

Мазур встал, обошел стол и присел на его краешек, нависнув над невольно отшатнувшимся лысиком:

– Я, Паша, самая страшная фигура на доске, – сказал он серьезно и веско. – Самая жуткая персона. Я – отморозок... Врубаешься? Давай-ка откровенно. Если договоримся по-хорошему, ты все равно никому не пискнешь, а если выйдет по-плохому, то жаловаться ты на меня сможешь исключительно с того света, – а это сложная и проблематичная процедура, которая, если знатокам верить, одному из тысячи удается... Я, Паша, классический, патентованный, заматерелый советский спецназ. Только не говори, что не слыхивал про такую разновидность гомо сапиенса... Да черт, я тебе больше скажу, точнее, продемонстрирую...

Он достал свое служебное удостоверение – немалых размеров, в темно-вишневой обложечке, раскрыл и подержал перед лицом собеседника. Уточнил:

– Там, конечно, далеко не все написано, но главное ты, я думаю, ухватил...

В самом деле, там, пусть и без уточнений, значилось место службы. И воинское звание контр-адмирала там тоже значилось. Выждав с полминуты, Мазур закрыл удостоверение, спрятал во внутренний карман куртки и сказал:

– Никакая это не липа, Паша. Оно настоящее. Отморозок я, милый. Оголодавший спецназ, который однажды подумал, что пора и свой кусок пирога отхряпать в этой путаной жизни. – Он наклонился, сграбастал лысого за отвороты шикарного халата и притянул поближе, так что их лица почти соприкасались: – Уяснил?

В в а ш у систему я не вхож. Понятия ваши для меня – дерьмо. И не стану я прикидывать, кто круче: Вася Горбатый, или там Джабра, или Кривой. Мне по херу. Достать меня трудновато. Я полжизни людей резал везде, куда посылали, а потому отношение к смерти у меня наплевательское. Не боюсь я ни хрена. Разучился. Сказал как-то мудрый человек: когда ты жив, смерти нет. А когда она придет, тебя не будет. Понял? А самое-то главное, Паша... Не та ты персона, чтобы из-за тебя серьезные люди начали доставать такого, как я. Да к тому ж ты кругом не прав, а это тоже влияет... Долг на тебе неправедный, кругом ты не прав и прекрасно это понимаешь...