– Ты знаешь, – сказала она доверительно, – иногда мне, без дураков, хочется вот так покорно к мужскому плечу прижаться... Тяжело все время быть железной, все эти дела крутить...

Хорошо работает, подумал Мазур. Качественно. Вряд ли ей кто-то сочиняет тексты, сама не промах. Справедливо выразился мудрый Шекспир в том смысле, что женщины есть порожденье крокодилов...

– Вот и давай дружить, – сказал он соответствующим тоном. – Ты не против?

– Да нисколечко...

– Подожди, – сказал Мазур, – ты ж про срочные дела говорила...

Она засмеялась:

– А это я тебя заманивала, если ты не понял. Кто ж знал, что первой припрется озабоченная Анечка... Что до дел, то у тебя, я так понимаю, все нормально?

– Можно и так сказать.

– То есть?

– Ну, с Киримайо я еще поработаю, – сказал Мазур, – нынче же ночью. Я не зря все эти причиндалы заказывал, которые тебе секретности ради пришлось в своем багаже переть... Тут появилась другая зацепочка, может быть, интересная. Главный егерь.

– А что с ним?

– Может быть, все это ерунда, но интересная, безусловно, ерунда, – сказал Мазур. – Никакой он не британский майор в отставке. Точнее, может быть, и майор, черт его знает, может, и британский... но сам он никакой не англичанин. Он немец.

Олеся приподнялась на локте, ее голос звенел прежней деловой холодностью:

– Ты серьезно?

– Абсолютно, – сказал Мазур. – Меня в свое время, знаешь ли, крепенько учили определять национальность человека по его выговору. Долгие объяснения тебе ни к чему, этого просто не расскажешь за пару минут. Так что поверь уж специалисту. Он немец. Хотя и старательно лепит из себя британца. Великобританский английский он, конечно, изучил неплохо, но определенно уже в зрелом возрасте...

– Ошибиться ты не мог? – спросила Олеся уже деловито, без тени недавней разнеженности.

– Не сочти за высокие слова, – сказал Мазур, – но у меня порой жизнь зависела от того, п р о п у щ у я такие вещи или сразу определю. Он немец. Разумеется, это еще ни о чем не говорит. Мало ли какие зигзаги человеческая судьба выписывает. Можно подыскать кучу убедительных вариантов, каждый из которых вполне мог произойти в жизни. Но я человек недоверчивый. И в первую очередь ищу нехороший умысел. Вообще-то... – он подумал: – Вообще-то, если где и имеет смысл выдавать себя за англичанина, то именно здесь, в Ньянгатале. В бывших британских колониях такой фокус ни за что не прошел бы: уж там-то полно н а с т о я щ и х англичан, которые рано или поздно начнут что-то соображать и задумываться. А Ньянгатала была п о р т у г а л ь с к о й колонией. Англичан тут всегда было мало, да и сейчас не густо, да и теперь по пальцам можно сосчитать. Индийцы не в счет, их-то как раз много, но они в данном случае не эксперты... Английский здесь начали изучать широко лет двадцать назад, причем а м е р и к а н с к и й английский – сюда полезли в первую очередь янкесы. Так что... Он все правильно рассчитал. З д е с ь, в глуши, в Ньянгатале, можно долгонько лепить из себя британского майора...

– А на самом деле он кто?

Мазур усмехнулся:

– Милая, ну я ж не волшебник... Тут уже нужна чисто канцелярская работа – покопаться в архивах, напрячь контрразведку, попытаться восстановить настоящую биографию. Завтра, к обеду, как раз прилетит нужный человечек, ты сама говорила. Вот с ним и потолкуем. Не нравится мне, что в преддверии президентского визита тут отирается м у т н ы й субъект. В любом случае, лучше перестраховаться, чем упустить вражину... Завтра обязательно займусь.