Девушка была в прежнем нелепом платье и малиновой шали. Ее странные, недвижные глаза смотрели на Косухина с испугом и недоверием.

— Эта… здравствуйте, барышня… — смущенно проговорил Степа. — Я кошку вам принес… Вот…

Кошка, почувствовав, что разговор идет о ней, выглянула из-за ворота степиного полушубка и замяукала.

— О! — воскликнула девушка, переходя от испуга к неописуемой радости. — Это вы, мой рыцарь из чека! Вы нашли моего Шера! О! Как жаль, у меня нет розы, чтобы подарить вам!..

— Да чего там, — Степе было неловко, поскольку генеральская кошка не имела к пропавшему Шеру никакого отношения. — Берите…

Девушка осторожно взяла кошку, легко подула на пушистый мех и восторженно погладила мяукающий подарок.

— Я сегодня устрою бал, — шепотом сообщила она. — Мы будем танцевать большой вальс!

— Еда-то у вас есть? — поинтересовался практичный Степа. — Этак с голоду дойдете, барышня.

— Мне не нужно еды, — еще тише проговорила больная. — Мне хватает лунного света…

— Ладно, — вздохнул Степа, сообразивший, что придется позаботиться и об этом. — Как вас зовут-то, барышня?

— Это тайна! — вдруг испуганно воскликнула та и отшатнулась. — Вы пришли узнать эту тайну! Вы пришли меня погубить!

— Ну вот еще! — Степа совсем растерялся, между тем девушка подошла к нему совсем близко и взглянула прямо в глаза.

— Нет, — радостно вздохнула она. — Я вижу, вы не желаете мне зла. Я скажу вам… Меня зовут Али-Эмете. Али-Эмете…

— Степан, — представился Косухин и поспешил откланяться. Он понял, что бедной девушке совсем худо, если она выдумала себе какое-то то ли татарское, то ли вообще персидское имя.

…Товарищ Венцлав выслушал Степу очень внимательно, похвалил и велел быть готовым к одиннадцати вечера. Степа ни о чем не стал спрашивать, но на всякий случай проверил оружие и надел лишние теплые носки — ночи в Иркутске были беспощадно холодными.

В начале одиннадцатого товарищ Венцлав велел выходить. Возле тюремных ворот их ждал грузовик и несколько дружинников. Косухин сел в кузов, вместе с остальными, а товарищ Венцлав забрался в кабину. Грузовик зарычал, окутался сизым дымом и неторопливо двинулся по пустынной улице.

Ехали долго, и Степа успел разговориться с дружинниками. Те оказались своими ребятами, из железнодорожных мастерских. Сперва Степа от души изругал поганого эсеришку Федоровича, в чем его дружно поддержали, а затем только обратил внимание, что дружинники вместо винтовок были вооружены лопатами и даже ломами. Он удивился, но ребята и сами не знали, в чем дело — их подняли по тревоге, выдали инструмент и велели ехать с товарищем Венцлавом.

Косухин несколько раз выглядывал в окружавшую грузовик ледяную мглу, но, совсем не зная города, не мог ничего понять. Один из дружинников, всмотревшись в темноту, предложил, что они едут за город, в сторону Преображенского кладбища.

— Вот те на, — подумал Степа, но вслух ничего не сказал. Поездка сразу же перестала ему нравиться.

Наконец, автомобиль затормозил. Из кабины вышел товарищ Венцлав и велел спускаться. Вскоре все уже стояли на ледяной, потрескивавшей от холода земле. Степа огляделся и вздрогнул — прямо перед ним были уже известные ему ворота Преображенского кладбища.