Подкрепившись шампанским и этими временными мыслями (он их называл то вагонными, то мыслями на сон грядущий), Вермандуа вернулся в большой зал. Там уже играли пятый или шестой вальс. Жена советского посла опять танцевала с посланником реакционной державы. Посланник, лысый коренастый человек с грозно-апоплексической шеей, любил танцы такой страстной любовью, какая могла бы быть естественной только у юноши или у старика, а в человеке средних лет была патологической. Сидевший в углу зала лейб-медик, в воображении с профессиональным любопытством раздевавший гостей, подумал даже, что этому гостю следовало бы тотчас уехать в Ройя или в Наугейм и принимать йодистый калий. Посланник рассыпался в любезностях. Он надеялся найти в разговорах жены полпреда материал для частного письма своему министру, который был с ним в дружбе и обожал международные сплетни. Но, быть может, вопреки правилу, Елена Васильевна и поумнела от счастья: никакого материала посланник не нашел, за исключением французского языка, – у него получше, у нее похуже, – ее ответы были вполне на уровне его любезностей. «Право, очень мила», – подумал посланник, почти механически произнося мадригал: он принадлежал к той школе, которая еще говорила мадригалы и чуть ли не сочиняла эпиграммы.
– Вы танцуете, как божественная Павлова, – сказал посланник и спохватился: «Кажется, Павлова была эмигрантка?» – Все славяне имеют врожденный талант к танцам. Русский балет лучший в мире.
– Вы слишком любезны. Я действительно обожаю наш балет. В институте мы им бредили!
– В этой зале, – начал было посланник. «В каком же это институте она училась? В каком-нибудь тюремном, что ли?» – спросил он себя, отвечая легкой улыбкой заговорщика на веселую улыбку обер-гофмаршала, который вел Вермандуа в белую гостиную. – Вы знаете, кто это? Это знаменитый французский писатель Вермандуа, автор… Я забыл, что он написал!..
– А я никогда и не знала! – столь же весело ответила Елена Васильевна. Она была счастлива почти до потери сознания. На этом королевском балу на ее долю выпал необычайный успех. Третий вальс она танцевала с молодым принцем, теперь лысый посланник был для нее рядовым, скорее мелким кавалером. Из любопытства ли, или из снобизма, или из желания обнаружить широту взглядов – политические отношения одно, светские отношения другое – с ней были особенно любезны самые консервативные и высокопоставленные люди. Еще никогда Елена Васильевна не была в таком победном настроении. Она сводила с ума молодых принцев, – «она х-ха-х-ха-ттала…»
Обряд представления продолжался очень недолго. «Разрешите представить Вашему Величеству месье Луи Этьенна Вермандуа, – сказал обер-гофмаршал и поспешил добавить: – Знаменитого автора романов, которые так нравятся вам, государь». Ему было известно, что обычно, перед представлением выдающихся иностранцев, король заглядывает в справочные книги и очень этого стесняется. «Вдруг не успел? Не подумал бы, что это швейцарский миссионер или оперный композитор?» Однако предосторожность была излишней: король произнес несколько вполне приличных слов. «Я надеюсь, что вы долго здесь пробудете», – сказала королева. «Не находка, конечно, но ничего возразить нельзя», – подумал обер-гофмаршал. Он поспешил закончить представление и увел Вермандуа.