— Ваш нрав известен в столице еще с Весеннего Бала, так что ничего нового вы миру не покажете.

Ох, Весенний Бал… Неловко тогда вышло.

— При этом вас ждет обновление гардероба за счет казны, — вкрадчиво произнес милорд ректор, — несколько артефактов на ваш вкус…

— В пределах пятисот золотых на все, — поспешно вставила миледи проректор.

— И за каждый пройденный этап участницы получают драгоценные украшения. После смерти барона вы находитесь в трудной жизненной ситуации, — ректор посмотрел мне в глаза.

Правда, для этого ему пришлось сильно задрать голову и, судя по всему, ректорской шее это не понравилось, так что он перевел взгляд на пол, а после, украдкой, потер загривок.

— Не такой уж и трудной, — непримиримо фыркнула я и неуверенно поерзала.

Кажется, мы не сможем сами спуститься вниз.

— Последнее лето вы жили в лесу, — миледи проректор неаристократично закатила глаза, — потому что не захотели возвращаться к матери и отчиму.

— Вы продаете самодельные портальные артефакты, — выразительно добавил ректор и положил ладонь на подозрительно пухлую папку. Этак со значением положил. С намеком, я бы даже сказала.

— Компромат, — уверенно опознал Гамильтон, — а я всегда говорил, что после себя нужно оставлять лишь пепелище и…

— И трупы, — вздохнула я.

— Теперь нас будут шантажировать, — продолжил страдать пес, — я, благородный бассет-хаунд, буду вынужден нацепить на себя кружево и дешевые стразы! Ветеран второй войны сателлитов будет выглядеть как последняя левретка.

— Ты килограмм на двадцать тяжелее любой левретки, — возмутилась я. — И почему стразы-то дешёвые?!

— А у тебя есть золото на натуральные камни? — искренне поразился Гамильтон и припечатал, — а насчет веса — учти, что титановое спокойствие, золотой характер и стальные мышцы легкими быть не могут!

— В тебе еще мешок ворованных пончиков и…

— Мы вам не слишком мешаем? — миледи проректор поджала губы.

Уныло вздохнув, я ответила максимально честно:

— Выхода вы нам не оставили. Я согласна, только со шкафа снимите — у Гамильтона короткие кривые лапы, а я вся потратилась на… На свои личные дела.

Дела, который веселят всю Академию, а я не вижу. Эх. Вздохнув, я как-то не слишком удачно шевельнулась, и моя туфелька соскользнула!

Но я успела подхватить ее петлей левитации. За самый-самый краешек ремешка, только бы он не оторвался, о Великие Боги, только бы…

— Знаем мы ваши «дела», — ректор похлопал по папке, — это будет передано во дворец. Чтобы вы не стали для них слишком невыносимым сюрпризом. Мы не можем…

Он оторвался. Я с ужасом наблюдала за тем, как моя несчастная, поношенная туфелька летит прямо в ректорский лоб! За мгновение до непоправимого обувка была уничтожена метким заклятьем миледи проректора.

А в следующее мгновение петля левитации, сколдованная сердитой миледи, обхватила наши с Гамильтоном тела. Проректор не церемонилась и распахнула двери прямо нами!

Спасибо, Гамильтон успел сколдовать малый щит и я ушибла только плечо.

— Ты утром сказала, — вспомнил вдруг мой компаньон, — что не станешь прыгать для профессоров, даже если тебе предложат золото.