По счастью, с ладьи не разглядели столпившихся у стены дома — мешали камыши; зато всадники, возвышавшиеся в седлах, оказались на виду. Однако стрелы с реки почему-то не прилетели. Мишка просто не верил своим глазам — судя по направлению, в котором выпускали стрелы Егор и его люди, ладья с подмогой быстро (по скорости чувствовалось, что гребут «отрывая руки») миновала плес и ушла вниз по течению, даже не попытавшись выручить своих. Всадники, ведомые Егором и его людьми, тоже повернули коней вниз по течению и быстро скрылись в лесу.

Мишка расслабленно опустил щит и с трудом удержался, чтобы не усесться на землю.

— Митька, ты чего сам сюда выперся? Послать никого не мог?

— Сейчас, Минь, мы всех в дом быстренько… там, похоже, проветрилось уже — Дмитрий, не отвечая на вопрос, попытался переключить своего сотника на другую тему.

— Да не надо уже… кхе-кхе… — горло жгло изнутри, словно наперченное. — Мотьку… скорее… кхе-кхе…

— Да вон он! Подходит!

Мишка только махнул рукой, отсылая Дмитрия; издавать хоть какие-то звуки было просто страшно. Так и ходил некоторое время возле дома, толкая иногда то одного отрока, то другого, и указывая рукой на обнаруженный непорядок. Пригодился-таки опыт Андрея Немого, да и отроки, натренированные тем же Немым, быстро соображали, чего хочет от них сотник.

Матвей сначала поискал, нет ли раненых среди отроков, потом занялся выжившими террористами. Мишка тронул его за плечо и, наклонившись к уху, прошептал:

— Там баба беременная… и еще одной ногой в живот дали.

— Так я с бабами… того… не умею, Минь.

Мишка вместо ответа дал лекарю подзатыльник и указал рукой на дом.

— Да иду, иду уже. А с тобой-то чего? Голос…

Мишка топнул ногой и снова указал на дом.

— Да чего ты сердитый-то такой? Хорошо же все, ни убитых, ни раненых. Иду, иду…

«Вот-вот, поработай еще и гинекологом. Это тебе не пацанам девичьи тайные места живописать. По первости, поди, пострашнее ампутации покажется, или чего там еще у лекарей самым страшным считается. Вот, блин, еще и голоса лишился… самое время, туды его… И как теперь с княгиней общаться?»

Все происходило как-то не так. Нет, вроде бы и план сработал, и похитители поняли намек: мол, не испугаетесь дыма, так подожжем, но все равно выйти заставим. И отроки заняли места и отстрелялись не хуже, чем на тренировках в учебной усадьбе, и бедлам, устроенный бабами с детишками, вполне предсказуем… Но вот то, что люди с боевой ладьи вместо того, чтобы выручать своих, просто банально смылись… А еще этот безоружный типчик — по виду явно не из этой компании. А еще труп со вспоротым животом, вытащенный отроками из дома — они что там, между собой резались? И с какого, в конце-то концов, перепугу спасенные приняли спасителей за ляхов?

У Мишки начало складываться впечатление, что он хоть и управляет событиями, но как-то фрагментарно. То все идет, как по-писаному, то начинается нечто совершенно непонятное, потом опять — в соответствии с планом, а после вдруг случается такое, что и вообразить невозможно.

Так, наверное, чувствует себя музыкант, играющий на синтезаторе в паузах хоккейного матча: играет он хорошо, порой даже захватывает разухабистой мелодией внимание зрителей, заставляя их аплодировать в такт, но только до момента вбрасывания шайбы. А дальше… дальше идет главное действие, ведь публика пришла на матч вовсе не для того, чтобы слушать музыку. Но и само главное действие разделено на две части: видимую для всех и видимую и понятную только для узкого круга посвященных — тренеров, судей, маклеров тотализатора. И музыкант ко всему этому ни малейшего отношения не имеет, ничего или почти ничего об этом не знает.