— Это хорошо, граф, что ты не самонадеянный и не заносчивый преступник, что не пытаешься откусить столько, сколько не сможешь проглотить.

Анна прошлась по спальне, коснулась стен, остановилась у окна. Рауль продолжал стоять на месте. Когда же она повернулась к нему, он сделал несколько шагов и опустился на одно колено:

— Но, моя королева, помоги мне, скажи, что я должен сделать, чтобы искупить свою вину?

— Встань, граф. Ты уже немолод, и тебе трудно стоять на коленях. Да и незачем. — И когда граф встал, она продолжила: — А сделать ты должен многое. Ты немедленно пошлешь в Санлис человека, и пусть он передаст барону Карлу Норберту, что я жива и здорова, что мне ничто не угрожает и я всего-навсего приехала к вам с Алиенор в гости. И пусть он скажет о том моим близким. Главное — детям и Анастасии.

— Твое повеление исполню немедленно.

— В таком случае иди, граф.

Рауль поклонился и ушел. Анну знобило. Она опустилась в кресло и протянула руки к огню. Стало теплее, и уже легче думалось. Ей было над чем поразмыслить. Признаваясь себе честно, она в свои тридцать девять лет не хотела бы оставаться вдовой до исхода. Но и возвращаться в Париж, вести светскую жизнь в королевском дворце, дабы кто-то ее заметил и предложил ей руку и сердце, она тоже не хотела. Шумное светское и дворцовое общество претило ее душе. И оказалось, что у нее не было выбора и похищение во благо ей. Но что скажет сын Филипп, когда она готова снять королевскую корону и стать супругой графа? Пусть самого могущественного во Франции. Да, за годы общения с графом Раулем де Крепи, с дядей в каком-то там колене, старший сын привык к нему и во многом подражал. Было похоже, что Филипп и Рауль сдружились. Но оставались и другие препоны. Граф Рауль не разведен с Алиенор. Благословит ли церковь расторжение их брака? А если нет? Как много вопросов и как мало ответов! И все-таки, взвесив все «за» и «против», Анна не без усмешки над собой согласилась с тем, что спальня у нее прекрасна, что вид из окна чудесен, что замок большой и хватит места всем ее домочадцам и, наконец, что граф Рауль ей любезен и остается надеяться на лучшее, а потому надо сжечь все мосты. Эта мысль ее успокоила, и какое-то время она сидела у очага без дум, просто грелась от тепла, который показался ей желанным. Она не помнила, сколько времени пробыла в неге.

Вернулся граф Рауль. Он принес корзину, в коей был завтрак и фрукты, поставил корзину на столик близ Анны.

— Прости, моя королева, за скромную пищу, но тебе надо поесть. А человека я послал, и он уже на пути в Санлис.

Анна грустно улыбнулась, потянулась к корзине, заглянула в нее.

— С этого часа, граф, я твоя сообщница. И сие уже моя вина. — Она взяла гроздь винограда и съела несколько ягод.

— И что же теперь скажешь, прости за дерзость, сообщница-королева? — прислонившись к углу камина, спросил граф.

Анна ответила не сразу. Она еще поела винограда и, взвешивая каждое слово, заговорила:

— Скажу самое трудное, граф, и, может быть, неприятное. За три года твоих наездов в Санлис и нашего общения я хорошо узнала твой нрав. Ты достоин уважения и нравишься мне, но не больше, — слукавила Анна. — Надеюсь, что со временем во мне что-то изменится… Может, Анастасию спрошу, и она скажет… Но сейчас речь не об этом. Внимай же, граф.