Карл проехал сквозь залы на траволаторах и эскалаторах, все еще чувствуя легкое кодеиновое онемение. Он добрался до задворок терминала, где высилось новое здание отеля «Мариотт», взял номер с панорамным видом и заказал медицинское обследование. Все это Карл оплатил картой Агентства. Как контрактник он имел довольно ограниченный расходный аккредитив – работа по легенде в любом случае предполагала, что он будет расплачиваться пластиной вафера или наличными, а траты впоследствии возмещались ему в гонораре, – но на пару (в худшем случае) дней, пока он не вернулся в Лондон и официально не закрыл дело Грея, на счете была вполне себе кругленькая сумма.

Пора пустить ее в дело.

В номере он снял куртку и рубашку-веблар, свалил грязную одежду в кучу на полу и пятнадцать минут отмокал под горячим душем. Меш исчез, втянулся обратно в свое спинномозговое логово, и Карл превратился в каталог синяков, каждый из которых теперь давал о себе знать сквозь истончающуюся вуаль кодеина. Заклеенная рана в боку болела при каждом движении.

Он вытерся большим мохнатым полотенцем и уже натягивал самые чистые из своих ношеных парусиновых штанов, когда в дверь позвонили. Карл схватил футболку, опустил взгляд на рану и пожал плечами. Особого смысла одеваться нет. Он отшвырнул майку и направился к двери, по-прежнему голый до пояса.

Гостиничным врачом оказалась привлекательная молодая латиноамериканка, которая, видимо, интернатуру проходила в республиканской больнице неблагополучного района, потому что едва подняла ухоженную бровку, когда увидела ножевое ранение.

– Давно в Майами? – спросила она.

Он улыбнулся и покачал головой:

– Это произошло не здесь. Я только что прилетел.

– Понимаю. – Однако ответной улыбки он не дождался. Она встала позади него и принялась нажимать длинными прохладными пальцами на кожу около раны, проверяя, хорошо ли та склеилась, причем делала это не слишком-то осторожно. – Так вы один из наших прославленных военных советников?

Он перешел на английский:

– Вот с этим-то произношением?

Ее губы чуть-чуть изогнулись, когда она снова обошла его и встала напротив.

– Вы британец? Простите, я думала…

– Забудьте. Я тоже этих ушлепков ненавижу. – Он не упомянул, что убил одного в прошлом году в баре Каракаса. Пока, во всяком случае, не упомянул. И снова перешел на испанский: – Ваша семья из Венесуэлы?

– Из Колумбии. Но там вечно одна и та же история – про кокаин, не про нефть. И так давно, еще с тех пор, как мои бабушка с дедушкой оттуда уехали, и это никогда не изменится. – Она направилась к своей сумке – та лежала на письменном столе – и выудила из нее портативный эхоскоп. – Вы не поверите, что иногда мне рассказывают двоюродные братья и сестры.

Карл подумал о мундирах, которые видел на улицах Боготы несколько недель назад. Об избиениях, свидетелем которых стал.

– Нет, поверю, – сказал он.

Она опустилась перед ним на колени и снова коснулась раны, на этот раз нежнее. Невероятно, но ее пальцы словно стали теплее. Она пару раз провела туда-сюда эхоскопом и опять встала на ноги. Он на мгновение ощутил ее запах. Когда это произошло, их глаза встретились, и она поняла, что Карл ее учуял. Это был краткий, яркий миг, а потом она вернулась к своей сумке. Извлекла из нее перевязочные материалы, откашлялась, подняла брови над широко расставленными глазами, думая о том, что сейчас произошло.