— Коньяку уже нет, — сказал он, — разве у меня такое задержится? Водки выпьете?

Он поставил чистую тарелку. Налил мне и Брагину.

— Со знакомством! — сказал Брагин.

Голос его был густой и хрипловатый, он выжидающе поднял свой стаканчик. Без лишних церемоний я отхлебнула глоток, пожевала горький ломтик лимона.

— Заходила в ваш магазин, — сказала я Тобольскому.

— Ну и как? Директор еще не проворовался?

— Не проверяла. Я же не из ОБХСС, не ревизор. Мое дело, так сказать, — культура торговли.

Вести связный разговор под бесцеремонным взглядом Брагина было трудновато. Я поднялась, достала из кармана пачку «Мальборо» и «Ронсон». В таких случаях сигарета бывает весьма кстати, пока ее достаешь, прикуриваешь, сосредоточенно поглядываешь на дымок, как будто занят каким-то делом и нет надобности о чем-либо говорить.

Брагин с любопытством пригляделся к «Мальборо».

— Импортные?

Он тоже вытащил из пачки сигарету, я подвинула ему «Ронсон». Он не сразу разобрался в зажигалке, но огонек высек. Я смотрела на его руки — руки шофера, пальцы толстые и сильные, с обломанными ногтями, они умели держать и плоскогубцы, и отвертку… Пальцы такие же темные, как и его лицо.

— Значит, заглянули ко мне по пути? — спросил Тобольский. — Если не в магазин, так бы и не пришли?

Я пожала плечами.

— Кажется, мне здесь обещали живой огонь?

— Ах, да… живой огонь. Обещал, да. Дрова вот уже пожег. Сейчас принесу. Живой огонек — это мы сейчас.

Он открыл дверку топки, вытащил из-за печки газету, положил ее на колосники.

— За дровами схожу.

Он вышел в сени. Брагин вытянул ноги под столом, мои колени оказались у него на дороге, я не спеша отодвинула их. Он ухмыльнулся, встал, прошелся взад и вперед по кухне, остановился за моей спиной. Уходить он, видимо, не собирался, и то, что женщина — как он мог бы сообразить — пришла к товарищу и он здесь лишний, это его не смущало. Наоборот, как я тут же убедилась, он сделал собственные выводы. Водка действовала на него элементарно, как обычно, упрощая взаимоотношения с окружающими. Он бросил недокуренную сигарету на плиту, и я почувствовала его руки на своих плечах.

— Ну что, девочка…

Я не шевельнулась. Тогда он прижался щекой к моей щеке, а руки его скользнули с плеч вниз.

Я отклонила голову и ударила его затылком прямо по носу. Ударила не сильно, но попала, как оказалось, хорошо. Он сопнул от боли, выпрямился, закрывая лицо ладонью.

Краем глаза я следила — от Брагина всего можно ожидать, и характера он, вероятно, взрывного. Но сейчас, как мне показалось, хотя я могла и ошибиться, — он больше удивился, нежели разозлился. Он шагнул к умывальнику, намочил ладонь, вытер лицо. Вытащил из кармана что-то, похожее на платок.

Вошел Тобольский с охапкой дров. Посмотрел на Брагина возле умывальника, потом на меня, мирно покуривающую за столом, потом опять на Брагина.

— Ты чего?

Брагин вытер лицо платком.

— А ничего… Табак в глаз попал.

Тобольский бросил дрова возле печки. Брагин подошел к вешалке, нахлобучил шапку, быстро накинул на плечи дубленку — я не успела что-либо рассмотреть. Да и трудно это было сделать с моего места за столом.