Музыкантам на эстраду танцующие бросали смятые рублевки, молодой певец, передвигаясь по эстраде, небрежно подвигал их носками ботинок к барабанщику, тот, пристукивая, палочками по полу, загонял рублевки под барабан.

Лариса поднялась нам навстречу из-за стола.

— Пошли, а то застрянем.

Вика с охапкой наших пальто дожидался в углу вестибюля.

— А мы как? — спросил он. — До утра?

Уверена, что Ларисе он такой вопрос бы не задал, разговор шел, следовательно, обо мне. Она взглянула на меня, видимо, ей было любопытно, как я отнесусь к такому предложению, которое могло обещать мне не только музыку и танцы.

— Что вы? — натурально испугалась я. — Меня дядя потеряет. Я на два часа такси закажу.

— Не закажете, — усомнился Вика.

— Попробую. Я везучая. Говорите адрес.

Лариса опять поколебалась чуть, и я опять не могла понять причины. И это все настораживало меня. Наконец она сказала адрес… Номер дома был мне уже знаком — та самая девятиэтажка. В моем поиске в темноте уже «тепло»…

Телефон-автомат находился в углу вестибюля. Я удачно оттеснила двух мальчиков из очереди, они поворчали, но уступили, набрала номер, который сообщил мне полковник.

— Танечка! — закричала я в трубку. — Закажи мне такси на два часа. Обязательно, милая!

«Я вас понял, — ответил спокойный мужской голос. — Такси будет, говорите адрес… Я стою неподалеку от кафе, если нужно…»

Когда мы вышли на улицу, я увидела в полуквартале от нас зеленый «Москвич». Капот был поднят, водитель копался в моторе. Я показала на него Вике.

— Вон машинка стоит, добегите. Может, довезет.

— Так он распрягся.

— Нет, уже капот закрывает. Поторопитесь, а то кто другой раньше вас сообразит.

На самом деле от кафе к «Москвичу» припустил еще один молодой человек. Они подбежали вдвоем. Шофер, не зная, кто имеет отношение ко мне, отказал обоим. Тогда подошла я и «уговорила» водителя.

Я забралась с ребятами на заднее сиденье, привалилась в угол машины, пригляделась к водителю и убедилась, что раньше с ним не встречалась. Он тоже взглянул на мое отражение в зеркале. Машину вел мастерски, легко и плавно вписывался в повороты и, переключая скорости, не захватывал головку ручки в горсть, а держал ее свободно, как держат теннисный мяч. Рация у него была, вероятно, встроена в приемник, который сейчас голосом Толкуновой мурлыкал: «Поговори со мною, мама!»

Он высадил нас возле той самой телефонной будки. Я подала ему трешку, он взял ее и незаметно пожал мне пальцы.

— Спасибо! — сказала я и выбралась из машины.

Это было то самое место, где когда-то подняли мертвую Зою Конюхову. Я невольно пригляделась к поребрику дороги, как бы ожидая увидеть там какие-либо оставшиеся следы. Это получилось непроизвольно, и я тут же подобралась внутренне — в моем положении нельзя позволить себе проявление незапланированных эмоций.

Лифт у девятиэтажки уже не работал: хочешь развлекаться вечером — ходи пешком! Правда, этого не было написано на железной табличке, привешенной к дверке, там стояло деловитое: «лифт работает с 7 до 21». И все.

Квартира Ларисы была на пятом этаже.

Однокомнатная, обставленная стандартной мебелью: мягкая широкая тахта, недорогая стенка с керамическими безделушками, праздничной посудой. Несколько десятков книг. Лариса сбросила туфли, забралась с ногами на тахту, предложив мне устраиваться рядом. Вика по-хозяйски отправился на кухню и забрякал там тарелками и стаканами. Поль также уверенно покопался среди магнитофонных катушек на полке, поставил Высоцкого. Потом тоже сел на тахту и сразу же положил руку на мое плечо. Я не стала изображать недотрогу. Вика притащил с кухни поднос С рюмками, тарелками, вилками. Откупорил бутылку коньяку, которой его снабдила официантка. Ребята вели себя просто и непосредственно, но я была уверена, что они здесь только «друзья дома», не более того.