С трудом добравшись до нар, Игорь без сил рухнул на доски и пролежал до вечера. Блеклое осеннее солнце скрылось за макушками деревьев, по стенам камеры поползли серые тени, она погрузилась в полумрак, и из углов потянуло стылым холодом. Он встрепенулся, поднялся с нар и заходил по каменному мешку.

«Неужели все? Неужели конец?» – терзался Игорь, и перед глазами возникла сцена недавней публичной казни Пескова из первой роты. Вся его вина состояла в том, что он покусился на личные вещи гауптшарфюрера Мюллера.

«Ну если его за такую мелочевку расстреляли, то тебя и подавно! Но у Крамера против тебя нет доказательств. Он берет на испуг», – цеплялся за последнюю соломинку Миклашевский и искал новые аргументы, чтобы опровергнуть обвинения.

Приближалось время ужина, когда Крамер устраивал перед строем батальона экзекуции над виновным. В какой-то момент обостренный надвигающейся опасностью слух Игоря уловил неразборчивые голоса. Он прислушался. Закончилась бесконечно долгая минута, на входной решетке лязгнул засов, и в коридоре раздались шаги. Шли двое. Его спину обдал леденящий холодок, сердце бухнуло и провалилось куда-то вниз. Они остановились у камеры. В замочной скважине проскрежетал ключ, дверь открылась, и на пороге возник часовой. За его спиной маячил комендант.

«Вот и все», – обречено подумал Миклашевский.

– На выход! – потребовал комендант.

Первый шаг Игорю дался с трудом. Ноги стали чужими и словно налились свинцом.

– Руки за спину! Вперед! – приказал комендант.

Игорь двинулся по длинному коридору и невольно замедлял шаг, чтобы хотя бы на мгновение продлить жизнь.

– Не останавливаться! – подгонял комендант. Они миновали плац; батальон строился на ужин, поднялись в штаб и вошли в кабинет Крамера. Оставив Миклашевского одного, комендант прикрыл дверь и спустился к дежурному по штабу.

«Что все это значит?! Еще одна проверка Крамера?» – вихрем пронеслось в голове Игоря, и его взгляд упал на окно.

«Второй этаж! Выбить и бежать! Это последний шанс! – Он сделал шаг и замер. – Стоп, Игорь, не делай глупостей! Если это провокация, то тебе далеко не уйти. Крамер только на это и рассчитывает. Спокойно, Игорь! Спокойно!»

Он отступил к стене, стараясь не смотреть на окно, которое, как магнит, притягивало к себе, и косил взгляд на дверь. Когда она наконец открылась, в кабинет вошли Крамер и командир батальона майор Беккер.

«Значит, не все еще потеряно», – подумал Игорь, и с его плеч будто свалилась целая гора.

– Садись, Миклашевский! – распорядился Беккер.

Крамер поморщился, но промолчал, открыл сейф, достал тощую папку, извлек какую-то бумагу и, швырнув ее на стол, потребовал:

– Миклашевский, прочитай и распишись!

Игорь склонился над документом и никак не мог сосредоточиться, строчки плясали перед глазами. Но одно он понял точно, с него снимались все обвинения. На этот раз его судьбу решили заступничество Беккера и ходатайство приятеля Блюменталь-Тамарина командира дивизии генерала Кестринга.

По возращении в батальон он отблагодарил Беккера бутылкой дорогого французского коньяка, генералу Кестрингу направил теплое письмо, а Блюменталь-Тамарину выслал продуктовую посылку, куда вложил их совместную довоенную фотографию. То ли посылка, то ли проснувшиеся родственные чувства заставили дядю использовать все свои рычаги в Берлине, чтобы организовать встречу с племянником.