– В таком случае за дело, товарищи! – закончил совещание Куприн.

В этот и последующие три дня ничего не подозревавший Миклашевский исправно нес службу и с нетерпением ждал, когда заступит на дежурство новый расчет и у него появится несколько часов, чтобы заглянуть домой и передать семье то, что удалось сэкономить от продпайка.

Ранним утром 3 мая старенькая полуторка, натужно гудя изношенными металлическими внутренностями, с трудом преодолела ручей и въехала на позицию станции отдельного прожекторного батальона 189-го зенитно-артиллерийского полка. Ее звук вырвал из полудремы часового. Он встрепенулся, сорвал с плеча карабин, взял на изготовку и завертел головой по сторонам, но ничего не увидел. Со стороны Ладожского озера волнами наплывал туман, косматыми языками стелился по берегу и скрадывал развороченный последней бомбежкой фашистской авиации причал Дороги жизни, обугленные остовы сгоревших машин и подвод, распухшие туши убитых животных и иссеченную осколками березовую рощу.

– Стой! Кто идет? – окликнул часовой и передернул затвор карабина.

Двигатель полуторки заглох. Под чьей-то ногой хрустнул сучок, и в ответ прозвучало:

– Свои!

Из пелены тумана вынырнула коренастая фигура. Часовой направил на нее карабин и предупредил:

– Стой! Стрелять буду!

– Стою! Я начальник штаба батальона 189-го зенитно-артиллерийского полка капитан Синцов, – представился он.

– Пароль! – потребовал часовой.

– «Онега»! – назвал Синцов.

Часовой закинул карабин за плечо и отступил в сторону. Синцов стремительно прошел к землянке, распахнул дверь и гаркнул:

– Воздушная тревога. Расчеты в ружье!

Миклашевсий и его подчиненные слетели с нар, на ходу оделись и, прихватив из оружейной пирамиды карабины, выскочили из землянки и разбежались по позиции. Действовали они слаженно и быстро, перекрыв норматив занятия боевых постов на 23 секунды. Синцов остался доволен, перед строем объявил благодарность всему личному составу и отдельно поощрил тремя сутками отпуска сержанта Миклашевского и начальника первого расчета младшего сержанта Рогова. Дважды повторять предложение подвезти их до Ленинграда ему повторять не пришлось. Прихватив вещмешки с самым ценным, что могло быть в блокадном городе, – продуктами, они забрались в кузов полуторки. Синцов высадил их в Всеволожске, а сам направился в штаб полка. На перекладных они добрались до Московского вокзала и там были задержаны комендантским патрулем.

Его начальник, лейтенант, придирчивым взглядом прошелся по ним – их форма не отличалась чистотой – и потребовал:

– Товарищи сержанты, с какой целью вы находитесь в городе?

– Командование предоставило нам отпуск, – доложил Миклашевский.

– Отпуск?! – не мог скрыть удивления лейтенант.

– Да, объявил начальник штаба батальона капитан Синцов.

– Подтверждающие документы есть?

– Так точно! – в один голос ответили Миклашевский с Роговым и предъявили увольнительные записки, подписанные Синцовым.

Лейтенант повертел их в руках, обратно не вернул, и в его голосе зазвучал металл:

– А почему нет печати?

– Так это капитан объявил отпуск на позиции, – пояснил Миклашевский.