Гуров вошел на кухню, где едва можно было повернуться. Хозяйка отряхнула стул полотенцем, усадила на него Гурова и в напряженном ожидании остановилась напротив него, сжимая в руках полотенце с голубыми цветочками.

У Гурова совсем испортилось настроение. Он опустил глаза, побарабанил пальцами по изрезанной крышке кухонного стола.

– Вы бы присели… Простите, не знаю, как вас зовут, – произнес он. – Моя фамилия Гуров. Лев Иванович Гуров.

– А я Екатерина Ивановна, – быстро сказала женщина. – Да вы не волнуйтесь, я постою… А вы случайно не от Паши?

Гуров сделал над собой усилие и поднял на хозяйку немигающий взгляд.

– Вы бы все-таки сели, Екатерина Ивановна! – жестко сказал он, ненавидя сам себя.

Женщина посмотрела ему в глаза, побледнела и без возражений села по другую сторону стола. Полотенце выпало из ее рук.

– Что-то случилось… – проговорила она едва слышно, и это был даже не вопрос.

– Вы меня простите, Екатерина Ивановна, – глухо сказал Гуров. – Но деваться некуда. Я должен сказать вам это. Павел Сергеевич погиб.

Григорьева не шелохнулась. Только глаза ее стали совершенно отсутствующими, и из них в два ручья потекли слезы. Гуров угрюмо отвернулся.

Он слышал, как тихо всхлипывает женщина и под столом сжимал от бессилия кулаки. В его работе случались такие моменты, но привыкнуть к ним было невозможно. В такие минуты Гуров самого себя ощущал убийцей.

– Простите, – неожиданно пробормотала женщина. – Вы не обращайте на меня внимания. У меня чуть что – слезы. А вы, наверное, по делу пришли… По правде сказать, я этого ждала почему-то… Что с Пашей случится плохое. По ночам не спала, свыкалась с этой мыслью. Даже когда он на днях позвонил и сказал, что все в порядке, я все равно ждала только плохого. Это как судьба, понимаете? Хоть из кожи вылезь, а не отвратишь ничего… Вот и Славик тоже у нас… Да ладно, зачем это вам!.. Простите еще раз!

– Это я должен просить у вас прощения, Екатерина Ивановна, – сказал Гуров. – За горькую весть. И еще за то, что должен, как ни в чем не бывало, задавать вам вопросы…

– Вопросы? – словно удивившись, спросила Григорьева. – Пожалуйста, задавайте, если вам нужно… Только можно сначала узнать, а что… Как Паша… погиб? – У нее перехватило дыхание.

Гуров мучительно наморщил лоб и сказал:

– Наверное, я с самого начала избрал не совсем правильную линию поведения, Екатерина Ивановна. Мне нужно было яснее объяснить цель своего визита. Ваш муж погиб в Москве от бандитской пули. Я из милиции, веду расследование этого убийства. Вот мое удостоверение.

Григорьева едва взглянула на красную книжечку, и в голосе ее появилось странное беспокойство.

– Так вы, значит, не от Паши? – непонятно сказала она и судорожным движением ухватилась за ворот халата. – Ах, ну да, вы из милиции… Его убили бандиты? Его ограбили?

Гуров поднял брови.

– Простите, а у Павла Сергеевича было что взять? – спросил он.

Женщина замялась. На лице у нее появилось такое страшное разочарование, какого не было даже в тот момент, когда она услышала о гибели мужа. И вдруг она заплакала.

Теперь она рыдала по-настоящему, уронив голову на руки и не обращая ни малейшего внимания на присутствие постороннего человека. Гуров попытался ее успокоить, но Григорьева никак не отреагировала на эту попытку.