— Достаточно. — Киш прикрыл книгу ладонью. Взглянул на женщину, сидевшую напротив.

— Это может быть моим фирменным знаком. Прочитай еще вот тут, — попросил он мальчика. Майя попыталась отобрать у сына книгу.

— Не надо. Жуть какая-то, — запротестовала она.

Но Киш оказался проворнее, снова раскрыл учебник на нужной странице и торжествующе поглядел на Майка, который как раз вернулся с напитками.

— Еще немного, — сказал он. — Речь здесь идет о магах, так называемых мотетеки, что означает «разрезающие себя». Мотетеки кромсал себя на кусочки, складывал их за ширму, после чего пронзал ширму и почти сразу выходил, целый и невредимый. Ага, и вот еще, дальше… подобными вещами занимались бенгальские фокусники: рассеченного на куски человека прикрывали сукном, маг проводил по нему рукой, и в следующее мгновение разрезанный человек вставал…

— Прекратите читать эту чушь, — резко сказала Майя. Вы его пугаете.

Киш рассмеялся и откинулся на высокую спинку дивана.

— Мам, да я ни капельки не боюсь, — возразил мальчик.

— Пойдем, сынок, поиграем, — отозвался Майк и повел его к бильярдному столу, бросив Майе через плечо короткий взгляд.

Она вертела в ладони стакан, продумывая путь отступления.

— Неужели вы не видите? Не заметили? Я болен. Вот, — Киш приподнял брючину, — саркома Капоши. Знаете, что это такое?

Майя почувствовала, как кровь ударяет ей в голову, но взяла себя в руки.

— Так почему, черт возьми, вы не в больнице? Почему не лечитесь? — спросила она зло.

Киш сказал:

— Это ведь всего-навсего вопрос времени, а не места. Вы тоже умрете. И он умрет. — Фокусник указал на мальчика, который, высунув от усердия кончик языка, пытался справиться с шарами. — И они. — Он кивком указал на официантов, убиравших со стола. — Почему я должен придавать особое значение какому-то будущему октябрю или апрелю? Что такого нового, необыкновенного может произойти? Еще одно путешествие? Выигрыш в казино? — И после небольшой паузы добавил: — Я свободен и могу это сделать в любой момент.

— Не понимаю.

Киш взглянул на нее иронически:

— Отлично ты все понимаешь. — И тут же заметил: — Ты меня интригуешь. Любовная неудача, верно?

Майя смутилась. Отхлебнула, лед уже растаял.

— Поэтому ты такая худая, серая и омертвевшая. Скукоженная. У тебя же есть деньги на хорошую еду, на массажиста. Ты должна цвести.

Майя почувствовала, как горло жалобно сжимается, как накатывает слабость, точно слова Киша оторвали ее от земли, на мгновение подняли в воздух и бросили, как мусор.

— Отстань, — сказала женщина, и это помогло: чувство обиды сменилось бешенством. — Отстань.

Но Киш схватил Майю за руку и, вцепившись в нее своими ужасающе худыми пальцами, перегнулся через стол.

— А что в этом стыдного? Плохого? Кто-то тебя бросил? Ну и что? Ты тоже кого-нибудь брось. Неужели ты еще не поняла, что всего-навсего звено в цепи брошенных и бросающих?

Майя вырвала руку, а потом спокойно сказала:

— Успокойся, иди спать. Ты накурился.

Рука, за которую Киш ее держал, горела. Майе хотелось встать и пойти вымыть руки. Прикосновение другого. Отвратительное, насильственное, демоническое. Но она продолжала сидеть. Закурила и глубоко затянулась.