— Боже, эти дворняги совсем озверели! — донеслось как сквозь толстый слой ваты. — Это же надо так девчонку уделать! На всю жизнь же теперь шрамы, а молодая еще совсем.

— Да куда там дворнягам твоим! — возразил первому голосу второй, и, по ощущениям, оба принадлежали пожилым женщинам. — Говорю тебе, какая-нибудь зверюга здоровенная у крутых каких сбегла и творит такое непотребство. Где же это видано, чтобы дворняга вот так грудь человеку располосовала! Откуда когти-то?

— Может и так, да только результат один: была симпатичная девочка, а теперь перед мужиком и не разденется. Любой сбежит, только раз глянет.

— Жива осталась — и то хорошо. Вся скорая и коридор в кровище были!

— Пить! — еле смогла я проскрипеть саднящим горлом.

— Очнулась деточка! — К моим губам прижалась прохладная пластиковая трубочка, и я резко потянула в себя столь желанную воду, но тут же захлебнулась и согнулась в кашле. При первом же спазме в легких дикой болью вспыхнула вся верхняя часть тела, и я, внезапно вспомнив все, порывисто села на постели, зайдясь в крике.

— Да куда ж ты! — надавили мне на плечи. — Уймись, швы разойдутся на коже! Сутки всего, как заштопали тебя, девка!

Как только кашель и вместе с ним буйство боли утихли, я с трудом смогла разлепить тяжеленные веки. Я сидела на узкой больничной койке, а напротив умостились две бабульки в бледно-зеленых халатах, похожие на первый взгляд как близнецы.

— Ну как ты, горемычная? — спросила первая старушка.

— Как же тебя так угораздило? — поддакнула ей вторая.

— Насколько все плохо? — вопросом на вопрос прохрипела я, аккуратно ощупывая толстую, как подушка, повязку, охватывавшую все от правого плеча до нижних ребер.

— Ты сейчас об этом не думай, деточка, — покачала головой бабулька номер один. — Люди вон без рук и ног живут и радуются.

— Очень оптимистично, — пробормотала я. — Что, совсем кошмар?

— Да только шкуру тебе зверюга эта и попортила, — махнула рукой вторая, словно речь и правда шла о какой-то ерунде. — Заживет все, и будешь жить по-прежнему. Тем более друзья у тебя есть, переживают вон, звонят, дежурят.

— Что? Какие еще друзья?

Неужели Олежек одумался, проникся и внезапно превратился в нормального человека и мужика?

— Да откуда мне знать какие? Твои друзья, тебе и разбираться, — пожала плечами одна из собеседниц. — Здоровые такие ребята, рожи, правда, хмурые, прям бандитские какие-то, руки в татуировках, но кто ее, молодежь нынешнюю, разберет, может, это… круто у вас считается.

— А давно они тут? — спросила, недоумевая все больше.

— Так, как тебя привезли, они и появились часа через два. Все описали: так и так, значит, девушку искусанную не привозили? Привозили, говорим. Они — нам к ней надо. Мы — не положено. Они — будем ждать. Вот и ждут уже сутки, почитай.

— А где ждут?

— В приемном покое, где же еще! Ты, кстати, хорошо, что очнулась. Хоть имя свое скажи, а то привезли как неопознанную.

Это что же, выходит, никто из моих соседей даже не удосужился спуститься, когда меня забирали, и опознать? Хотя, учитывая реалии современности, спасибо за то, что ментов и скорую вызвали. Другие и на это бы не заморочились, и нашли бы мой растерзанный холодный труп поутру дворники.