В то же время преступления обычно следуют за такими нарушениями…

Дома Петр Иваныч и я напились чаю со свежими сушками. Как нарочно, по телевизору шла очередная серия «Следствие ведут Знатоки». Мы посмотрели ее. Петр Иваныч заявил, что картина упрощенно изображает жизнь и может создать у меня ложное представление о работе инспектора.

Я с ним согласилась.

Мне не нравилось, как Петр Иваныч весь вечер морщился, сосал валидол и поводил взад и вперед левым плечом.

— Ничего, — заявил он. — Бывает это у меня. Пройдет.

Однако не прошло. Ночью я вдруг проснулась от тревожного шороха за дверью и, как была, в пижаме, выскочила в коридор. Петр Иваныч медленно оседал на пол возле телефонного столика.

Я подхватила Петра Иваныча, но удержать не смогла и опустилась на колени, поддерживая его за плечи. Телефонная трубка была зажата в руке, он успел набрать «03», и дежурная кричала: «Алло! Скорая слушает, говорите!».

Я взяла трубку и сообщила все, что следовало.

Петр Иваныч пришел в себя. Я хотела принести подушку, устроить его пока на полу, до приезда «скорой», но он упрямо устремился в свою комнату. Я помогла ему добраться до постели.

— Напугал вас? Да вы не беспокойтесь, мне уже лучше…

«Скорая» приехала очень быстро. Врач — молодая милая женщина — сделала Петру Иванычу укол, оставила мне рецепт и посоветовала побыть возле больного часок-другой, пока он не уснет. Я вернулась к Петру Иванычу. Он усиленно отправлял меня спать, но я забралась с ногами в кресло, затемнила платком настольную лампу, взяла со стола «Смену», которую Петр Иваныч покупал ради шахматных задачек.

Мой больной послушно закрыл глаза. Я тоже поудобнее устроилась в кресле… и уснула, вероятно, раньше, чем он.

Когда проснулась, было уже светло. Настольная лампа горела, журнал лежал на полу, но Петр Иваныч не спал, а лежал и смотрел на меня.

Я смутилась.

— Это называется — сиделка. Вы бы разбудили меня, что ли.

— Зачем было вас будить?

— Я, поди, еще и храпела.

— Не слыхал. А вы разве храпите?

— Кто знает, может быть, уже и храплю.

— Нет, вы просто сопели носом.

— Вот видите. Надо было разбудить. Как вы себя чувствуете?

— Превосходно… А знаете, в этом кресле когда-то спала моя дочь. Когда была такой же маленькой.

— А где она сейчас?

— Она вышла замуж… А вы хорошо спите, у вас лицо делается, как у ребенка. Вот только перед тем как проснуться, вы начали хмуриться и лицо у вас стало несчастным. Я хотел вас разбудить, но тут вы проснулись сами. Приснилось что-нибудь?

Я достала туфли из-под кресла.

— Не помню. Мне никогда ничего путного не снится… Петр Иваныч, я вам завтрак сюда принесу.

— Ни в коем случае. Я встану.

— Вам нельзя вставать.

— Это кто сказал?

— Врач. Она сказала: покой.

— Для мыслящего существа покой — это еще не значит отсутствие всякого движения. Сейчас я покоен как никогда. Но вот что я вас попрошу — на кухне в шкафу бутылка стоит. С коньяком.

— Видела бутылку, по-моему, она пустая.

— Немножко еще есть. Это мое лекарство.

— Коньяк?

— Конечно, сосудорасширяющее. Налейте мне остатки.

Коньяку набралось с рюмку. Петр Иваныч выпил половину, остальное оставил на вечер.