– Кто? Кто здесь? – послышался в темноте испуганный детский голосок. – Мама? Папа?

– Тише, Нэлэнчик! Это не мама, – прошептала Аякчан. – Это я…

– А, Аякчан, – послышался сонный зевок, и Аякчан наконец разглядела смутный силуэт лежащей у очага девочки. – А ты еще что-нибудь вкусненькое потом приготовишь? – Нэлэнчик завозилась, поудобнее умащиваясь на лавке, укрывающая ее рысья шкура сползла на присыпанный хвоей пол.

– Я… постараюсь, – пробормотала Аякчан. Она подняла шкуру и укутала худенькие плечики девочки.

– Какая ты хорошая, Аякчан, – не поднимая мордашки от укрывающих лавку шкур, сонно вздохнула Нэлэнчик. – Вот бы мне такую сестричку!

Почувствовав, как совершенно неожиданный – и ненужный, ненужный! – комок встает в горле, Аякчан погладила засопевшую малышку по спутанным волосам и, так и не взяв ничего из еды, выскользнула наружу. Ничего, как-нибудь управятся!

Во дворе яростно препирающиеся рядом с уже оседланными и навьюченными оленями мальчишки разом смолкли и уставились на нее, будто ожидая окончательного решения. У нее нет сил с ними спорить. Аякчан молча ухватила оленя за узду – и повела к воротам. Она уезжает. Они – как хотят! Аякчан толкнула створку…

Проклятье! Девочка резко отпрыгнула назад. Хозяева возвращаются. Нельзя попадаться им на глаза – неизвестно, что они устроят! Потянув оленя за повод, Аякчан втащила его под прикрытие кузницы, взглядом велев мальчишкам тоже спрятаться. Сейчас хозяева уйдут в дом – и они смогут выбраться!

Воротная створка яростно грохнула.

– Это они! Говорю тебе – те самые бандиты! – раздался звенящий голос Ингамы.

Зажав ноздри оленя рукой, чтоб зверь не выдал их фырканьем, Аякчан осторожно выглянула из тени.

Уперев руки в бока и зло подавшись вперед, Ингама стояла перед мужем.

– Сам слышал, что глашатай кричал! Южанин за кузнеца себя выдает!

– Как же выдает, когда и правда – он получше меня кует, – всей пятерней скребя коротко стриженную голову, прогудел Бута.

– А как бы он себя выдавал, если б ковать не умел? – немедленно возразила Ингама. – А девчонка, люди говорят, и вовсе ведьма. Как хочешь, а я к стражникам иду, – Ингама летучей мышью метнулась в дом. Продолжающий потерянно чухать затылок Бута поплелся за ней.

Приложив палец к губам, Аякчан потянула повод и двинулась к воротам. Мальчишки неслышно крались за ней – судя по напряженному лицу, даже Донгар понял, что отсюда надо удирать! Олени тихо переступали копытами по заснеженному двору. Лишь бы сбруя не звякнула, лишь бы створка не заскрипела.

В доме что-то двигали, и хлопали крышки сундуков.

– Ищешь-то что? – несчастным тоном спросил Бута.

– Платок свой новый – не могу ж я к стражникам, как нищенка, идти! Они меня и слушать не станут! Да зажги же Огонь, Бута!

Послышалось настырное щелканье Храмика – и стук дверцы очага. Щель под дверью засветилась голубизной – внутри разожгли Огонь. На подворье Аякчан ухватилась за засов – и неслышно потянула створку на себя.

– Нелька, хватит спать! – прикрикнула Ингама. – Платка моего не видела?

– Не-а, – сонно зевнула Нэлэнчик. Лавка заскрипела – видно, девочка повернулась лицом к родителям.