— Кто за этим может стоять?

— Не знаю. Хотя догадки имеются.

Я ждал продолжения, но не дождался. Пашутин видно посчитал, что подобные вопросы, даже со мной, он не вправе обсуждать. Больше мы на эту тему с ним не говорили, но разговор неожиданно получил продолжение на следующий день, правда, в другом месте, в кабинете царя. Разговор начался с уже привычного вопроса: — Нового ничего не скажете?

— К сожалению, ничего, ваше императорское величество.

— Хорошо, — император взял из резной шкатулки папиросу, закурил. Он явно волновался, несмотря на то, что пытался держать себя в руках. В кабинете отчетливо пахло ароматным табачным дымом, а в серебряной пепельнице лежало три окурка. Старясь не показывать своего возбуждения, он сосредоточенно курил, при этом старался избегать моего взгляда. Я даже не пытался угадывать, что он собирается мне сказать. Просто ждал. Докурив, он загасил окурок в пепельнице, потом встал, вышел из-за стола. Прошелся по мягкому ковру. Раз. Другой. Затем неожиданно развернулся ко мне и заговорил:

— Сергей Александрович, вы говорили о возможности переломать судьбу… Мы… с женой решились!, — я все делал для того, чтобы услышать эти слова, но все равно это признание прозвучало для меня неожиданно. — Ради наших детей! Моя семья, мои дети… Я не знаю, что произойдет со мной или с Аликс если с ними что-то случиться! Они безвинны… и не заслужили такого конца! Если есть за мной грехи, мне за них и отвечать! Они не должны страдать!

В любви царя к семье, мне так казалось, проскакивал некий фанатизм, наподобие его всепоглощающей и непоколебимой веры в Бога. И сейчас это было очень ясно видно.

— Рад это слышать, ваше императорское величество. Вы решились, а это главное.

— Сергей Александрович, надеюсь, вы понимаете, что мы, решив довериться вам, — император посмотрел на меня, затем какое-то время мы, молча, смотрели друг на друга, — вверяем в ваши руки не только наши жизни, а много большее — судьбу Российской державы.

Сейчас в его голосе не было ни помпы, ни пафоса, а тревога и страх, за которым стоял несложный вопрос: я, пусть худо-бедно тащил этот воз, а как с этим справиться этот поручик?

Нервное волнение передалось от императора ко мне. Свершилось то, к чему я так долго шел! Я думаю, что делаю все правильно, но переломав ход истории, подвергнуться изменениям судьбы и жизни сотен тысяч людей. Мне придется отвечать за гибель многих тысяч людей, так как подобный поворот не сможет обойтись без человеческих жертв. Все это ляжет на меня! Готов ли я к этому испытанию? Стоило мне об этом подумать, как моя уверенность в том, что я все делаю правильно, дрогнула. Нет, это был не страх, это было чувство ответственности. Вдруг что-то пойдет не так? Да и правильно ли я понимаю ситуацию?

"Ведь… Все! Хватит!".

Минуты мне хватило, чтобы взять себя под контроль, после чего я бодрым голосом отрапортовал:

— Все будет хорошо, ваше императорское величество. Я вам обещаю.

Мой голос был излишне бодр, чтобы соответствовать истине, но, похоже, взволнованный до предела император ничего не заметил. Он старался держать себя в руках, но папиросу зажег только со второй спички. С минуту нервно курил, потом сказал: